– Лёш, что будем делать?

– Что делать, что делать… Если бы я знал, что делать. Уже и дизайнерский стол весь перетряхнули – ничего. Заказ пропал, и следы его испарились.

– Лёшка, а дизайнер ведь тоже мог?

– Мог-мог. Его как раз примерно в то время уволили. Но мне всё равно непонятно, неужели не жалко людей? Ну, насолил ты Кольцову… А люди-то при чём?

– Кстати, Леш, скажи, наш упырь хорошую русскую фамилию испортил?

– Не философствуй! Давай думать, как выйти из ситуации.

– Мы уже всё перепробовали, – вздохнула Варя. И добавила: – Мне тебя жаль.

Варя положила трубку и представила, как бедный Стекляшкин будет оправдываться перед расстроенной клиенткой, блистать своим легендарным красноречием, но ничего не изменится. Он может предлагать в качестве компенсации деньги, но ничего исправить нельзя. Казалось бы, фотография, всего лишь клочок бумаги, попытка материального воплощения неуловимого момента чьей-то жизни. А исчезла она – и порвалась ещё в одном месте связь между нами и ими, которые тоже жили, любили, страдали. Которые верили. Для семьи, где хранилась всего одна фотография предков, такая потеря невосполнима. Варе до слёз было жаль и клиентку, пожилую женщину, судя по голосу. И Стекляшкина, которому предстояло снова отдуваться за грехи, которых он не совершал.

В общем, утро было испорчено. Из начальных пунктов плана Варя воплотила в жизнь только один – приготовила овсянку с сухофруктами и съела её, не чувствуя вкуса. Это у неё с детства – при плохом настроении не чувствовать вкуса еды. Телефонный разговор с тётей отменить нельзя, но и в таком настроении звонить не стоит. Прошло полдня, прежде чем Варя постирала одежду, пропылесосила и сделала влажную уборку в квартире. После этого позвонила-таки тёте.

Близился вечер, когда она наполнила ванну, смешала пять отобранных масел – каждого по пять капель – в пиале с небольшим количеством молока. Запах был бодрящий и приятный. Несмотря на присутствие молока, на поверхности воды в ванне масляная смесь собралась жирными радужными пятнами. Варя принесла халат и полотенце и с блаженством нырнула в ванну. Как же приятно лежать, прикрыв глаза, и ни о чём не думать. Если чуть шевельнуть ногой или рукой – вода начинает покачиваться и можно представить, что ты в море, можно даже слегка задремать – море никуда от тебя не денется… Как же мало надо человеку для счастья! Варя мысленно клялась полюбить себя настолько, чтобы устраивать подобные релакс-процедуры если не каждый вечер, то хотя бы через один.

Думалось о разном. Например, о том, что жизнь коротка, а некоторые люди живут ожиданием настоящей жизни, откладывая на потом самое лучшее и интересное. Покупают дорогой сервиз – для гостей, и он годами стоит в горке новенький в ожидании тех самых гостей. Которые, конечно, приходят иногда, но хозяевам каждый раз выпендриваться с сервизом как-то недосуг.

Или копят деньги на дорогое путешествие, регулярно отказывая себе в гораздо более доступном отдыхе. А жизнь проносится, мчится твой поезд в направлении последней станции, и ты уже слышишь перестук его вагонных колёс. И столько ещё нереализованного, и от стольких планов ты походя отказываешься, наивно полагая, что времени впереди много, что всё ещё успеется, когда-то, чуть позже. И вдруг – это всегда случается вдруг – становится видно вдалеке обшарпанное здание вокзала той твоей последней станции, а ты даже не успеваешь понять, что это – всё… Поезд обратно не пойдёт, не разработан маршрут, пути не проложены. Мелькнёт мысль: «Что же это я? Как же? Неужели всё? Значит, вот эта бешеная гонка в погоне за счастьем и была самым настоящим счастьем, а я этого так и не понял. И что останется от меня? Какую информацию донесет время обо мне моим дальним потомкам? Хорошо, если они будут знать имя и узнают меня на фото…»