– Принесу! – Любава, сверкнув глазами, резко развернулась, задев Снежану кончиком своей черной косы и отправилась в лес.

Сначала все шло хорошо. Девушка прекрасно ориентировалась в окрестностях, поэтому она расслаблено брела по мягкому ковру из мха, иголок и опавшей листвы. Постепенно мох сменился высокой травой, разбавленной крупными лапами папоротника. То здесь, то там синели, желтели и краснели стыдливые головки лесных цветов, которые Любава собирала и заботливо вплетала в изящный венок. Получилось – просто загляденье. Девушка полюбовалась на свое творенье и водрузила его на голову, точно драгоценную диадему. Огляделась по сторонам. К ее ужасу, местность оказалась незнакомой. Кажется, она заблудилась. Наверно, отвлекшись на плетение, где-то свернула со знакомой тропы. В ответ на Любавины невеселые мысли заухала какая-то птица… Очень хотелось думать, что это была птица, а не шаловливый лесной дух.

Так, неизвестно какими путями, Любава оказалась у озера. Солнце стремительно катилось к закату, одаривая ее прощальными лучами. Сумерки сгущались, порождая множество незнакомых звуков. Хорошо, хоть, лягушачий базар голосил на всю округу, скрывая большую часть неизвестных шорохов.

Любава застыла в нерешительности. Лесная чаща не вызвала желания близкого знакомства. То там, то здесь среди деревьев мелькали яркие огоньки, призывно мигая незадачливой путнице. Воспитанная на сказаниях о лесной нечисти, девушка не очень-то стремилась узнать их происхождение.

Но и ночное озеро не внушало доверия. Россыпь мелких белоснежных искорок пронеслась над его спокойной поверхностью, прячущей в воде отражение звездного неба. Тяжелый мрак летней ночи прорезал звонкий девичий смех. Плеск воды, сопровождающий веселье, не оставлял сомнений – из темных озерных омутов выплыли русалки.

Любава очень хотела вернуться в деревню. Знала бы как, давно бы опрометью кинулась прочь из ставшего вмиг враждебным леса. Но она не знала, поэтому просто стояла на месте, позволяя липкому страху расползаться по телу и сковывать суставы бессильной покорностью судьбе.

– Давай к нам, дочь Мары, – мелодичный голосок русалки вернул Любаве временно утраченную способность двигаться.

Из осоки показалась красивая женщина со светло—зелеными волосами, украшенными ожерельем из водорослей и ряски. Любава инстинктивно отступила назад.

– Дочь Бажены, – поправила она русалку.

– Такого прозвища у Мары я еще не слышала, – удивилась водяная дева. – Иди к нам. Поиграем. Да не бойся ты, на дно не утянем, – рассмеялась она, видя страх в глазах Любавы. – Только позабавимся, пока луна на середину озера не заглянет.

Девушка покопалась в своей памяти, но случаев проявления доброты со стороны русалок не припомнила.

– С чего бы это вам делать для меня исключение? – спросила она.

– Мать твоя озеро высушит, да из нас уху приготовит, коль мы зло причинить тебе вздумаем.

– Мать моя уже восемнадцать лет, как Явь покинула, – вздохнула Любава.

– Здесь ее отродясь не было, – удивилась русалка, – Приходит, она, конечно, коль надобно. Но живет в Прави… Ну да ладно, вижу не хочешь с нами поиграть. Чего тогда пришла?

– Жду, когда папоротник зацветет, – вздохнула девушка.

– А чего ждать-то? Вон он цветет, – всплеснув руками, русалка указала куда-то в лес.

Любава оглянулась назад. Среди толстых стволов деревьев дремучего леса пылал, переливаясь разными оттенками красный огненный цветок.

– Спасибо, – с восхищенно выдохнула она и отправилась выполнять данное Снежане обещание.

Позади послышался плеск воды. Русалка поплыла к своим подружкам, пробормотав вслед Любаве что-то невразумительное. Под ногами захрустели сломанные ветки. Заросли густой травы очень мешали быстрому перемещению к желанной цели, цепляясь за подол сарафана. Но девушка упорно двигалась вперед. Наконец, после довольно долгих мучений, Любава предстала перед волшебным цветком.