Сама она рассказ мужа о чудесных танцах в ночь двойного полнолуния выслушала, как волшебную сказку. Плясали девы на самом деле или это была очередная поэтическая греза Имара, для Катти особого значения не имело. Имар – воистину белая ворона для Байема – с малых лет увлекался чтением. Даже в лес обычно брал с собой книгу. Он открыл и для Катти безграничный, завораживающий мир вымысла и размышления. Научил ее смотреть, видеть и думать. Зная множество интереснейших историй и сказок, сам сочинял их не хуже, развлекая долгими зимними вечерами жену. Рассказчиком он был прекрасным, поэтому Катти, любуясь его улыбкой и блеском глаз, слушала всегда с удовольствием. Хоть про дев лесных, хоть про что… Но черт дернул Имара болтать о них еще и в трактирах!.. Месяц после этого ловя на себе косые взгляды и слыша смешки за спиной, Катти не выдержала.

Он снова собрался на охоту. Она попросила его остаться. Тошно было и думать о нескольких пустых днях, которые придется провести, безвылазно сидя дома. Потому что некому будет даже утешить ее, если, выйдя в лавку, она наткнется на кого-нибудь из «добрых» соседок.

– Не могу, – рассеянно ответил Имар – мыслями он уже был не с ней. – Завтра полнолуние Львицы. И вдруг…

– Что – вдруг? – спросила Катти, чувствуя холодок под сердцем.

Муж взглянул на нее с некоторым удивлением.

– Вдруг они опять покажутся…

– Лесные девы? – Кровь бросилась ей в голову.

Никто из байемцев не осудил бы Катти за те слова, что сорвались тогда с ее языка. Никто.

– Значит, мечты тебе дороже меня? Можешь не возвращаться.

Никто, кроме нее, не видел, какими стали в этот миг глаза Имара.

– Вот как? Ты не веришь мне?… Ты меня больше не любишь?

Ей бы опомниться. Но она не опомнилась.

– Ты меня тоже. Любил бы – остался бы.

Имар забросил ружье за плечо, поднял со стола охотничью сумку.

– Прости. Похоже, возвращаться мне и впрямь не стоит.

Больше он ничего не сказал. Ушел.

И не вернулся.

Ей было двадцать лет, ему – всего на два года больше. Только молодостью и глупостью могла теперь Катти объяснить и свои сказанные в запальчивости слова, и то, насколько близко к сердцу их принял Имар. Оправданий себе она не искала. Хотела причинить любимому и любящему мужу боль – и причинила. Такую сильную, что повторения он не пожелал. Она раскаялась уже назавтра, но было поздно. А он, по-видимому, так и не понял, что злые слова ее значили одно – «останься, ты мне нужен»…

Возможно, Имар и вправду в тот же день уехал из Байема. Возможно, все-таки отправился в лес – ружье ведь его нашли там, в конце концов, – и дождался появления волшебных дев. И ушел с ними, думая, что Катти его разлюбила. Ей хотелось верить в последнее. Ведь Имар – не дурак, он должен был, рано или поздно, понять ее, простить и вернуться… и если не вернулся, значит, не мог. Или смерть его настигла, или… От лесных дев не возвращаются. Катти так хотелось в это верить, что несколько раз она и сама выбиралась в ночи полнолуния в лес, переодеваясь в мужскую одежду, чтобы не узнали соседи. Узнали бы – точно посадили бы, как безнадежно спятившую, под замок… Она искала и даже звала лесных прелестниц, но те не показались ей ни разу.

И оставалось только ждать. Чуда.

Что она и делала – долгих семь лет.

В день, когда явился вестник судьбы, что-то неуловимо изменилось в трактире «Веселая утка».

Все как будто было прежним – мрачноватые стены зеленого кирпича, покрытый копотью потолок, неяркие масляные светильники, старинный, вот уже двадцать лет бездействующий очаг, украшенный пыльным чучелом кабана на вертеле. И фирменное блюдо осталось тем же: запеченная целиком утка с азартно разинутым клювом, куда, в зависимости от незамысловатой фантазии кухарки, вставлялись то веточка зелени, то румяная редиска, то крохотный душистый огурчик – все со своего огорода!.. «Веселость» утки заключалась, правда, не в этом, а в обязательном сюрпризе, таившемся среди яблок и слив, которыми ее фаршировали. Фантазия Корхиса не отличалась богатством от кухаркиной – из года в год это были одни и те же предсказания, благоприятные, разумеется, дабы ни в коем случае не отпугнуть посетителей.