Во время крещения отец Александр накрыл меня висевшим у киота белым накрахмаленным платом. Я переживала до такой степени, что слов отца Александра не слышала. Ничего больше не помню, даже миропомазания… На груди непрерывно то холодил, то обогревал меня крест на серебряной цепочке. Мы храним его дома, боясь потерять. На нём прикосновения рук нашего отца.

Мария Водинская

Однажды в Новой Деревне, после службы, в кабинете отца Александра я наливала ему чай и случайно налила его в чашку, из которой он раньше пил кофе. Отец выпил чай, ничего не сказав. Чай был полон кофейной гущи. Я обнаружила это потом, когда стала мыть чашки…^>[29]

Ирина Вышеславская

Однажды, когда я приехала в очередной раз в Новую Деревню, отец Александр сказал мне, что домик закрыт по распоряжению КГБ, общение с прихожанами разрешено только на исповеди, и у многих наших общих знакомых, его духовных чад, неприятности.

Мы стояли на крыльце. Я слушала эти грустные сообщения и растерянно смотрела вокруг, не зная, что теперь делать. А отец Александр между тем говорил: «Видите дом напротив? Оттуда сейчас смотрят на нас, возможно, фотографируют. И в Коктебеле, оказывается, чуть не за каждым кустом сидели, целый фильм сняли. Я вам советую некоторое время не ездить ко мне, но и бояться ничего не надо. В конце концов, неприятности в КГБ – это норма жизни для порядочного человека в России. Даже стыдно прожить без этого». И он весело рассмеялся.

Ольга Ерохина

Изредка я посещаю один дом, где отец Александр бывал часто. Там за стеклом книжного шкафа его летящим почерком записка: «В 16:00 настойчиво постучитесь ко мне». Хозяйка рассказала мне историю этой записки. Она ждала разговора у его кабинета, где кто-то очень долго сидел и не выходил. Вдруг распахивается дверь, отец Александр протягивает ей эту бумажку, и дверь снова закрывается. Выждав до 16:00, она стучит в дверь, отец говорит посетителю: «Ну вот, мне пора…» Случай комический, но как по-иному читается сегодня его: «…настойчиво постучитесь ко мне», как обнадёживающе звучит.

Марина Журинская

Ожидая очереди на разговор с отцом Александром, несколько человек коротали время, перелистывая старый церковный календарь, и позволили себе посмеяться над фотографиями епископата. К счастью, в это время батюшка проходил мимо. Завладев календарём, он стал говорить, указывая на тот или иной снимок: «Он был крупнейшим знатоком современной музыки и состоял в личной переписке с Онеггером, а этот – при жизни его обвиняли в сотрудничестве с властями, а потом спохватились, что ни один из храмов его епархии не был закрыт».

Монахиня Клер (Латур)

В тот вечер была встреча с молодёжью в маленьком домике около церкви, и отец Александр меня туда пригласил. Помню, он плотно закрыл все двери в доме, где собралось человек шесть: православные, протестанты, католики. Отец Александр говорил о любви и единстве между людьми разных убеждений, мы молились вместе. Тут я познакомилась с Сандром Ригой[15].

Отец Александр приглашал меня, когда это было возможно, но если чувствовал опасность, то говорил «нет». Он не хотел, чтобы я кого-нибудь скомпрометировала, и я тоже этого не хотела. Я ему полностью доверяла и была на этот счёт спокойна. Каждая встреча с ним имела для меня большое значение. Когда я ждала в комнате рядом с его кабинетом, я чувствовала себя немножко его духовной дочерью.

Зоя Масленикова

В батюшкином кабинетике я рассказала о том, как руководят в Лавре Наташей Г.

– Увы, сейчас стремительно развивается неомракобесие, – отвечал батюшка. – Мне всё это слишком хорошо знакомо. Это самый лёгкий путь. При этом можно прекрасно жить в миру, строить карьеру, хоть академиком стать. Важно одно: вернувшись с работы, почитать Добротолюбие и молитвенное правило подольше, ходить в церковь, поститься – и человек квит с Богом и миром. До мира и его состояния ему дела нет.