Я не то чтобы много с ним лично общалась – больше наблюдала за тем, как он общается с другими людьми, разного образовательного и интеллектуального уровня. Это было потрясающе интересно. Среди прочих его дарований, о которых можно вести отдельный разговор, у него был огромный педагогический дар.

Однажды я спросила у него довольно резко, почему он на один и тот же вопрос разным людям отвечает по-разному. Мне казалось это каким-то умышленным педагогизмом, я исходила из того, что каждому человеку нужно всё, до последней точки. Он засмеялся и сказал, что я не права и каждому надо давать столько, сколько он может взять.

Екатерина Хмельницкая

Я встретила отца Александра у Карины и Андрея Черняков в Петроверигском. Мне было пятнадцать, и я впервые видела священника вблизи. Митрополит Антоний Блум сказал: «Чтобы поверить, надо увидеть Бога в глазах другого человека». Это не лирика и не религиозное красноречие. Потому что я совершенно точно помню, как подумала тогда (а я была совсем неверующей): «Если такой человек верит в Бога, значит, этот Бог, наверное, всё-таки есть». Позже я ещё думала: каков же тогда Христос? До того момента я никогда не видела таких целокупно красивых людей. Не видела и после.

Год спустя он пришёл к нам в школу. 67-я была первой советской школой, рискнувшей пустить на порог священника. Нашему директору обрывали телефон из самых надлежащих органов, но он выстоял. А люди выстояли лекцию, потому что яблоку упасть было негде. Потом я набралась духу, влезла на сцену и договорилась с отцом Александром о встрече в Новой Деревне. Потом я простудилась. Потом был зачёт. Потом я тянула. Потом его убили. И вот теперь, когда так стыдно и мерзость запустения, я думаю: но он же пришёл в эту Церковь, которая его гнала и позволила убить. И не ушёл. И я не уйду. А когда меня спрашивают, как я могу там оставаться, отвечаю, что цепную реакцию доверия предпочитаю цепной реакции зла.

Алексей Цвелик

Я познакомился с отцом Александром то ли в 83-м, то ли в 84-м году. Демонизм советской власти и человеконенавистническая сущность её идеологии были мучительно очевидны для меня. Христианство, философские аспекты которого были для меня весьма привлекательны, представлялось мне тогда, как и сейчас, единственным не половинчатым, а радикальным ответом этому кошмару. В то же время как учёного меня мучил вопрос о совместимости рационализма науки и, как мне тогда казалось, иррационализма веры. Делу совсем не помогало знакомство с женой одного моего друга, ставшей истово верующей. Слушая её, я погружался в какой-то мрак, где я под угрозой вечных мук должен был постоянно насиловать свой разум. Неужели вот это, этот мрак, и есть реальное христианство, думал я. Перспектива обменять одну форму демонизма на другую меня совсем не привлекала. Я поделился своими печалями с моим другом Сашей Орловым (сыном великого Юрия Фёдоровича[13]), и он посоветовал мне поехать в Новую Деревню к отцу Александру Меню.

Я встретил вдохновенного, весёлого и бесстрашного человека, в котором не было никакого мрака и уныния. Не было в нём и мечтательности, он имел весьма трезвый взгляд на вещи и хорошо знал людей. При этом он был открыт людям и радовался общению с ними. Как сейчас помню первую минуту нашего знакомства. Был солнечный июльский день, и отец Александр поливал цветы около храма. Я сразу начал с самого главного: «Я учёный и сомневаюсь, можно ли совместить науку с верой в Бога». «А я вот испытываю не меньшее благоговение, когда смотрю в микроскоп, чем когда молюсь в этом храме», – ответил мне отец Александр (он был по образованию биолог). На меня эти слова и непринуждённая манера, с которой они были сказаны, произвели неизгладимое впечатление. Я стал прихожанином отца Александра и оставался им до 1989 года, года своего отъезда.