– Я просил чего-нибудь успокаивающего, а они, похоже, сюда все запасы императорского лекаря покрошили.

От чашки действительно одуряюще пахло лекарством. Но Дейна посмотрела, как наагалей, морщась, выпивает свою порцию, и тоже решила начать с отвара. К тому же запах её почему-то успокаивал, и зашевелилась крохотная надежда, что усталость немного уменьшится, станет легче.

– Руки бы оторвал за такое питьё, – ворчал недовольный наагалей, впиваясь зубами в булку. – Пей быстрее и заешь чем-нибудь сладким.

Дейна пригубила напиток, и скулы свело от горечи. Отвар явно передержали. Выпив чашку одним духом, женщина сморгнула выступившие слёзы и потянулась к нарезанному яблоку. И вдруг закатив глаза, завалилась назад. Ссадаши, не отрываясь от булки, поймал хранительницу хвостом и довольно хмыкнул.

– Наивность с доверчивостью ходят рука об руку, – пропел он давриданскую поговорку и, всё же оторвавшись от трапезы, поднял Дейну на руки и переложил на постель.

Заботливо стянул сапоги, поправил подушку и, довольный своим коварством, опять уселся за стол.

Это только Дейне казалось, что господин не знает, чем она занималась ночами, когда они возвращались в Дардан. Ссадаши часто просыпался, и всегда, когда он открывал глаза, Дейна бодрствовала. С ней определённо что-то не так.

А ещё…

Ссадаши замер с широко раскрытыми глазами, кроша пальцами булку. В памяти вырисовался мутный, едва различимый на фоне костра колышущийся силуэт, и в ушах зазвучали слова…

Раздался скрежет, и наг резко повернулся к окну.

– Боги, откуда ты такая чистая… – «обрадовался» он Госпоже, по самое брюхо перемазанной глиной. Или илом? Ссадаши заподозрил, что ему могут выдвинуть претензию за сожранных карпов. – Так, не смей! – рявкнул наг, увидев, что кошка вознамерилась встряхнуться. – В купальню! Или возвращайся в пруд.

Госпожа обиженно зарычала, а затем вдруг круто развернулась и, оглушительно рыкнув, припала на передние лапы, уставившись мутным взором куда-то в пустоту. Миг, и она, растопырив лапы, прыгнула в центр комнаты, а затем, проскользив на месте, ринулась к выходу из спальни. Кто-то – наверняка малодушные охранники – захлопнул дверь прямо перед её носом. Зверь обиженно взревел и полоснул дерево когтями, украсив его не только драными полосами, но и грязью. Ссадаши заскрипел зубами.

– А ну иди сюда…

– Бестолочь! – бесновался за закрытой дверью наг. – Кто тебе опять причудился? Да не мажь ты её своими слюнями!

Стоящий в гостиной и невидимый для смертных Ссадашилий прислушивался к звукам в спальне и переживал новое для него чувство непонимания. Смертная кошка не должна была его увидеть, но ему показалось, что она видела. Дух едва успел отойти в сторону, когда кошка прыгнула, и ощутил скользящее прикосновение огромной лапы. Его это так поразило, что в следующий миг он уже стоял в гостиной за закрытой дверью, забыв о цели своего визита.

Ссадашилий снял с плеча чёрную шерстинку и поднёс к глазам. Зрачок дрогнул и расширился.

День близился к полудню, когда Вилена решила оторваться от дел и посмотреть, как там себя чувствует оставленный в тени цветок. Так-то ссадишеи любили солнечный свет, но дух имел дурную привычку вылезать из горшка и исчезать в неизвестном направлении. То исчезающий, то появляющийся цветок мог насторожить случайных свидетелей, а затыкать им рты у Вилены не было никакого желания.

Дух был там, где его оставили: под золотолистной ивой, в народе прозванной волосатой из-за чрезвычайно длинных солнечно-жёлтых листьев. Только сидел господин Ссадаши не в горшке, а меж корней дерева и держал в длинных тонких пальцах невесть откуда взявшегося чёрного котёнка, необычайно грязного и дикого. Зверёныш утробно рычал, царапался и кусался, а Дух смотрел на него кукольным взглядом и просто держал.