Копьё замерло в пяди от лица совершенно спокойного гостя.

– Не нужно было врать.

– Нужно было расположить её к тебе.

– А что будет, когда она узнает правду?

– Тебя простят, – заверил его Исхедиар. – На тебе же не остаются пятна. Я создал тебе образ, который позволит оправдать её заключение. Тебе же стоит воспользоваться этим и отпустить её. В сопровождении себя.

– Она не хочет ко мне прикасаться. Она не соврала.

– Она смутилась.

– Смутилась? – не понял Ссадашилий.

– Ну, приличия, – поморщился гость. – Заморочки смертных. Я тоже этого не понимаю. Но можешь не обращать внимания. Просто расстегнись уже, и она, зная, что ей позволено прикасаться, поддастся соблазну. Да и вообще, с таким лицом от тебя кто угодно сбежит. Ты улыбнулся хотя бы.

И Карающий улыбнулся.

Сперва начали словно расползаться в стороны уголки глаз. Зрачок резко расширился, взгляд наполнился влагой и теплотой. А потом вверх потянулись уголки губ… обнажая в оскале острейшие зубы.

– Улыбка тебя очень красит, – Исхедиар зажевал умиление печеньем.

Уголки губ опустились, а взгляд Ссадашилия наполнился печалью.

– А ей не нравится, – выдохнул он.

– Ну она же смертная, – отмахнулся гость. – Ей надо привыкнуть. Улыбайся почаще.

Ветер гулял по цветочному полю и трепал длинные волосы замершего на месте Ссадашилия. Он проводил гостя, но не спешил возвращаться, обдумывая слова бывшего соратника. Странные слова и странные предложения, не вписывающиеся в привычную картину мира.

Но которые очень хотелось вписать.

Он уже не был Духом, который воспринимал себя только как кару для тех, кто посягнул на целостность мира. Он был чем-то иным, но не понимал пока, чем именно. Выйти в мир, который хотелось покарать за повсеместную ложь? Там лгут на каждом шагу.

Цветы тревожно зашелестели, отвлекая его от дум, и Ссадашилий вперил взор в тёмный силуэт, зашедший в его потайной мир. После освобождения подобные гости к нему зачастили.

– Ты пришёл со злом? – спросил Ссадашилий, помня наставления Исхедиара.

– Нет, – ответил неведомый Дух.

«Ло-ш-ш-шь!» – ширхнули сплетающиеся волосы, и в следующий миг тёмный силуэт был разорван на тысячи клочков.

Испачканные ссадишеи закачались, затрепетали, и чёрные пятна истаяли на их лепестках.

После очередной бессонной ночи у Дейны слегка кружилась голова и настроение совсем испоганилось. Она успела передумать все дурные мысли, попыталась задержаться на хороших, но те вывернулись из сознания, оставив её наедине с тревогой. К моменту, когда поднялось солнце, раздражённая хранительница заплела половину волос господина в мелкие косы. Проснувшийся наг не обрадовался новой причёске, и до прихода лекаря женщина приводила голову ворчащего наагалея в порядок. Когда приполз господин Лилашей, господин не захотел, чтобы Дейна присутствовала при «унизительной» процедуре осмотра, и попросил её подождать снаружи.

По коридору гулял свежий утренний ветерок, и Дейна решила спуститься в парк. Наги останавливать её не стали, только Шем пополз следом. Они вывернули на ближайшую лестницу и спустились в парк, где Дейна устало уселась на скамейку среди умытых росой свежих кустов жасмина. Шем остался на лестнице и будто бы со скучающим видом осматривался и любовался немногочисленными гуляющими.

– О, какая приятная встреча, – раздался певучий женский голос, и Дейна неохотно вскинула голову.

Перед ней стояла прекрасная Марила, о существовании которой хранительница со всеми событиями успела забыть. Женщина, облачённая в прелестное платье персикового цвета, держала над головой легкий кружевной зонтик, а служанка за её спиной несла корзину с вязанием.