Автобус долго не приходил. Вероника почувствовала неловкость ситуации и решилась прервать затянувшуюся паузу.

– Вот видите, у вас родители живы. А у меня нет. Оба ушли. Отца всегда любила.

– А мать до сих пор не простили? – неожиданно спросила слепая. Вероника удивилась, но ничего не ответила. Как она догадалась? И почему, действительно, я до сих пор не простила мать? – подумала Вероника с горечью.

Вот и двенадцатый подошел. Вероника подвела слепую к двери автобуса, поддержала, пока та взбиралась на первую ступеньку. Крикнула водителю: «Помогите девушке, ей надо выйти на Большой Монетной. Ну, хотя бы остановитесь и подскажите, что сейчас Большая Монетная».

Девушка поднялась в автобус, Вероника проводила ее взглядом. Гордая. Вот каналья! Ни тебе спасибо, ни до свидания. Может, обиделась на меня? Эти люди такие ранимые. Как обнаженный нерв. Но каков характер! У меня все есть, я со всем справляюсь. Счастливый человек… Без зрения, плохо слышит, слабенькая, хиленькая, вся в розовых пятнах. Бедное пальтишко. Ужасный слуховой аппарат. Как она справляется с бытом? А еще преподает. И родителей – зрячих, слышащих, судя по всему – утешает.

А я-то, нюни распустила. Молодая, сильная, красавица чистой воды… Хорошая работа, любящий муж, превосходная семья, взрослый сын, и все мне плохо.

Вероника почувствовала внезапный подъем настроения; как на крыльях летела она домой. Скоро Феликс придет с работы. Надо привести себя в порядок. Хорошо выглядеть, на стол накрыть, ему будет приятно. А экзема? Ничего, все когда-то кончается, переживем и это. Схожу на консультацию к профессору. К одному, к другому. Все наладится. Может, и само пройдет. Главное, не зацикливаться. Отпустить проблему. Не дать плохим мыслям овладеть тобой.

Была бы мама жива, я знала бы, с кем поделиться. Я всегда делилась с ней, когда что-то не получалось. И внуком, моим сыном, она сколько занималась. А вот нет ее. И я, дура, до сих пор не простила. Может, все от этого. Плохие мысли тянут вниз.

Вон, я какая, – молодая, сильная, бегу, словно на крыльях лечу. И сыну надо побольше внимания. Поговорю, как у него дела в универе. Как дела с девушками. Раньше-то провожала его на свидания. На первую интимную встречу, например. Дала ключ от квартиры на Московском, постельное белье. Презерватив сам купил. Он всегда рассказывал мне о своих проблемах. Даже об интимных. Не с отцом делился, а со мной. А теперь забросила ребенка. Конечно, он уже верзила и амбал, а все равно, для меня ребенок. Давай, Вероника, беги.

Прошло несколько дней. Вероника уехала на выходные в просторный загородный дом, в их с Феликсом семейное гнездо. Уехала одна. Феликса был в командировке. Сын мотался по девушкам, тренировкам, по клубам и вечеринкам. Он добрался уже до такого возраста, когда отец с матерью нужны только тогда, когда накапливались проблемы.

Вечернее солнце заливало красно-оранжевым светом уютный эркер. Вероника растянулась на удобном диване, расстегнула рубашку, откинула голову – волосы темной волной рассыпались по светлой замше подушек, глаза прикрыла – пусть солнечные лучи ласкают открытые лицо и шею.

Ничего особенного за эти дни не произошло, экзема по-прежнему игнорировала усилия медиков и медикаментов и жила собственной жизнью, но настроение у Вероники было почему-то спокойное и безмятежное.

Послышались шаги в прихожей. Калитка и ворота заперты, возникший было вопрос «кто это может быть?» остался без ответа – какая разница кто?

В арке прихожей появилась знакомая фигура девушки в темных очках, с палочкой и рюкзаком. Ты здесь, Вероника? Голос ее казался не таким резким и отрывистым, как в тот раз, сегодня он показался неожиданно нежным и мелодичным. Канашка пришла, как она сюда попала, как узнала, как нашла дорогу? Появление слепой совсем не удивило Веронику, и это «ты» – очень даже мило. На «ты» – значит, будем на «ты».