Прошёл месяц бесплодного ожидания и безделья. Май выдался совершенно чудным – мягким, тёплым, солнечным, но никто этого не замечал, и только старики качали головой, недоумевая, почему самые страшные и губительные события происходят в момент невероятной природной благости. Вечером одного майского дня, после ставшего уже традиционным праздного шатания по белградским улицам, Елагин возвратился в свою съёмную комнату. Госпожа Мичунович, хозяйка квартиры, последний месяц не находила себе места: её сын, сербский офицер с самого начала войны не давал о себе знать. Но в этот вечер она вся светилась от счастья. «Милан вернулся», – шепнула она радостно на ухо Елагину, когда они встретились в коридоре.

Сын хозяйки спустя некоторое время сам заглянул в комнату Елагина, принёс початую бутылку водки и плотно прикрыл за собой двери. Похудевший, с бородой, в потрёпанной гражданской одежде, он был совсем не похож на того самоуверенного молодого поручика, который всего месяц назад ушёл на войну.

– Пусть они не торжествуют, – сразу решительно объявил Милан Елагину. – Мы не сдались.

Они выпили по рюмке за встречу. Милан широко улыбнулся и заговорщически подмигнул Елагину.

– Завтра я ухожу на Равну Гору. Там собираются чётники, – сказал он и потряс кулаком. – Мы ещё покажем этим немцам!

– Можно мне с тобой? – вдруг спросил Елагин.

Милан не ожидал от Елагина подобного вопроса. Он недоверчиво оглядел русского: перед ним сидел немолодой близорукий мужчина, который вряд ли уже был способен с лёгкостью переносить тяготы войны. На что он рассчитывает и не станет ли обузой?..

– Не бойся, я знаю, что такое война, и обузой не буду, – сказал Елагин, словно прочитав мысли Милана.

Молодой сербский офицер сомневался недолго, махнул рукой и решился:

– Ну, пусть будет так!.. Завтра на рассвете уходим.

Равна Гора, где находился штаб чётников Драголюба Михайловича, стала местом сбора сербов, решивших продолжить войну с оккупантами. И таких людей было много. Встречая новых добровольцев, Михайлович направлял их в разные города и села Югославии с задачей формировать партизанские отряды. Эти партизанские отряды, по мысли Михайловича, должны были стать основой новой сербской армии, которая в момент высадки англичан, должна была помочь союзникам освободить страну. Милан Мичунович, в качестве командира, и Елагин, в качестве заместителя командира, оказались в Черногории, где, как бывшие кадровые офицеры, возглавили небольшой отряд местного сопротивления, в основном состоявший из крестьян.

Черногория, относящаяся к итальянской зоне оккупации, была относительно спокойным местом на карте Югославии. Потерпев несколько поражений в боях с партизанами, итальянцы почти совершенно отказались от мысли установить контроль над всей территорией Черногории. Итальянское присутствие ограничивалось лишь гарнизонами в крупных городах. С большой неохотой и только по необходимости итальянцы выбирались за черту города, организуя для этого большие, хорошо охраняемые колонны.

Базируясь в горном селении, отряд Мичуновича занимался диверсиями на дорогах. Война с итальянцами ограничивалась в основном обстрелами колонн, нападениями на одинокие машины, иногда появлявшимися на горных дорогах, и ночными рейдами к наблюдательным постам итальянских гарнизонов. Елагин старался не отстать от своих бойцов, ползал по горам, выслеживая передвижения колонн, участвовал в боевых акциях. Его опыт кадрового офицера очень пригодился партизанам. Русского любили в отряде и относились к нему как к старшему товарищу – опытному и мудрому.

Шли месяцы, и скоро чётники стали уже не единственными партизанами в горах. К концу лета появились и коммунистические группы сопротивления. Чётники и коммунисты относились друг к другу с подозрением, совместные акции не проводили, но и прямых столкновений друг с другом тоже старались избегать. Параллельное существование и борьба с оккупантами продолжались довольно долго, пока не произошла трагедия, первопричиной которой стала, как ни странно, не политика, а любовь.