– Привет, красавица, – Клим не стал ни удерживать Милку, ни включать свет. Он присел на корточки и безошибочно ткнулся лбом в собачью морду. – Завтра утром будем долго гулять с тобой в дальнем сквере.

Леди не тявкнула, не заскулила, лишь крепче прижалась ко лбу Клима, и только пробежавшая по хребту дрожь выдала завилявший хвост.

Клим погладил собаку по голове, поднялся и, раздеваясь на ходу, присоединился к Милане в ванной.

Они проснулись до будильника, но Милана решила устроить по-настоящему доброе утро, и собираться пришлось буквально по секундомеру. Клим отвёз её на работу. С его недавней подачи Мила ушла в свободное плавание и сняла отдельный кабинет. Клиенты набирались, и она начала задумываться о расширении и объединении с приятельницей.

Клим набегался с Леди в сквере, как и обещал накануне. Вернулся, накормил их обоих и запер дверь в кухню, попросив Леди его не беспокоить. Вытряхнул из пакета тетрадь Авроры на стол. Сел перед ней, гипнотизируя обложку.

Клим снова испытывал неловкость, из-за которой закрылся даже от собаки. Последнее дело залезать без спроса кому-то в дом, трусы и тем более душу. Он был уверен, что кучерявая бабуля и даже кудрявый кот это знали, но всё же пошли на такую крайнюю меру.

Чувствуя себя взломщиком, он вновь уставился на рисунок на первой странице, на котором чёрно-белый смерч нёсся к радуге, неизвестно откуда взявшейся на грозовом небе.

Клим отмахнулся от воспоминаний, постучал кулаками по столу и наугад раскрыл дневник где-то немного за серединой. Перед ним предстал разворот, наполовину исписанный синей ручкой всё тем же ровным овальным почерком. Поверх текста выделялся цветок со множеством лепестков. Клим подумал, что нарисован он был красной пастой, но зачем-то проведя по нему пальцами, понял, что линии выведены краской.

«Утром приехала мама, – прочитал Клим, скрипнул зубами и продолжил. – Раньше всегда меня тискала, заваливала вопросами, на которые не дожидалась ответов, зацеловывала и снова спрашивала обо всём подряд. А сегодня просто долго обнимала. Как будто боялась, что если отпустит, я испарюсь. Я не стала спрашивать, на сколько она приехала. У неё отпуск и она снова здесь – это главное».

Клим зажмурился: отпуск у неё, бл…ошины, от ё…токарей своих, чтобы с зелёными пацанами пох…ороводить!

«Мама весь день улыбалась, но всё равно видно, что ей грустно. Затеяла приготовить настоящую, привезённую из Италии пасту со специями оттуда же и замороженными креветками из нашего местного супермаркета. Мама сама такая: с другой планеты, но сочетается и с земной бабушкиной квартирой. Мне кажется, я тоже такая. Знать бы ещё, где моя планета.

Перед сном мама забралась ко мне на кровать и рассказала про папу. Так странно вышло. Она упрямо обозначает его моим отцом, а мне легко называть его папой, хотя я ни разу в жизни его не видела».

Отступ сантиметра в полтора и дальше:

«За окном глубокая ночь, густая, как гуашь, окрашенная каплей пигментных чернил. Никак не спится. Всё думаю о маме. О папе тоже немного. Братишка пришёл. Шерсть с одного бока влажная. Значит, бабушка тоже не спит, а плачет втихушку.

Почему взрослые такие несчастные? Мама, папа, бабАля… Классная наша Наташсанна… Его мама ведь такая же… – Клим перечитал предыдущие строки, не улавливая чья ещё мама с подчёркнутым «его» вдруг появилась, но так и не нашёл подходящего объяснения. – Бабушка говорит, что на нас родовое проклятье по имени на букву «А». Только это всё ерунда. Зачем взрослые сами портят себе жизнь, страдая о том, что было, или заранее о том, что может быть? Не хочу становиться такой взрослой».