Бабушка Роза ушла в кухню и начала нарезать овощи. Нервный стук ножа о деревянную доску раздражал тишину. Из кухни доносился плач. Джессика поцеловала Билла и ушла домой, но обещала вечером вернуться, чтобы помочь с готовкой на поминальный стол. Похороны намечались в полдень следующего дня.

В дом неоднократно заходили соседи, чтобы оставить свои соболезнования. Многие на этой улице живут давно, поэтому прекрасно знали Чарли. Они поверить не могли, что столь замечательный и воспитанный мальчик покинет этот бренный мир так скоро.

– Только позавчера днем, ведь, с ним разговаривал, – рассказывал Филип Моррисон. – Я еще спросил, когда он нарисует мне портрет, а Чарли ответил, что на днях.

Филип окинул взглядом тело. Смахнув ненавистную слезу, отошел в сторону и закрыл лицо ладонью. Лишь вздрагивающий от всхлипов подбородок вырывался из-под нее. Филипу шестьдесят семь лет и за свою жизнь он похоронил достаточно людей. Два года назад не стало его любящей жены Мег, а еще тремя годами ранее он похоронил внука, который был чуть старше Билла. Смерть беспощадна, она забирает тех, кто просто пытается жить, а злых людей она оставляет. Видимо, делает это специально, чтобы грешные люди подольше мучились.

– Во сколько панихида? – спросил Моррисон, вытирая красные глаза о рукав пиджака.

Воцарилась минутная тишина.

– В полдень, – опомнившись ответил Билл. – На кладбище!

– А церковь? – влезла бабушка Роза. – Нужно нашего мальчика везти в церковь и там…

– Никакой церкви! – отрезал Билл.

– Но как? – негодовала бабушка Роза, глядя взмокшими глазами на Билла.

– Я сказал, никакой церкви! – повысил тон Билл.

Бабушка снова разревелась и убежала в ванную. Филип Моррисон молчаливо похлопал Билла по плечу и ушел.

Весь вечер Джессика и бабушка Роза провели в кухне. Они готовили еду для поминального стола. Мама после очередного выпитого стакана бурбона легла спать. Она ничего не могла с собой поделать. Потеря сына заставляла снова уйти в запой. Билл изредка выходил из своей комнаты, чтобы узнать, как протекают дела. Он часами рассматривал цветные рисунки брата, висевшие на стенах. За окном моросил дождь, что еще больше нагоняло печали.

Поздним вечером, после того, как Билл проводил Джессику домой, был ритуал омовения тела. Этим занимались Билл с бабушкой. Потом они одели Чарли в черный костюм и положили его в гроб. Оставалось дождаться утра, но сон не мог одолеть разум обоих. Они проговорили всю ночь. Вспоминали, как рос Чарли, смотрели его детские фотографии. Изредка просыпалась Мила. Она, насупившись, ходила в туалет, после чего выпивала стакан спиртного и снова падала на диван.

Погода на следующий день стояла солнечная. Будто сам Бог улыбался встрече с Чарли. К десяти часам утра начали собираться гости. Все приходили в темных костюмах и платьях, клали конфеты в гроб к мальчику и целовали его в лоб. Джессика пришла еще на рассвете. Она была как спасательный жилет для бабушки, которая в одиночку бы со всем этим не справилась. Соседи без стука входили в дом, общались на свои темы, изредка упоминая Чарли. Для некоторых пришедших это была просто возможность наклюкаться с утра, однако большинство приходило искренне. Почти все помогали семье деньгами, но Билл их сразу забирал себе. Он знал, что если деньги оставить маме, то та все пропьет.

После одиннадцати часов гроб погрузили в катафалк и повезли на загородное кладбище, где для него подготовлено место. Люди добирались на машинах и автобусах. Мила уже с утра выпила изрядную долю бурбона, поэтому мало чего понимала, однако помнила, что хоронят ее сына. Она ни с кем не разговаривала, бурчала себе под нос, что все кругом надоели.