– Что мне следует знать о твоей семье? – спрашиваю.

– У меня нет семьи, – отзывается безразличным тоном Янг. – Только Кай и Адем. С ними ты и так знакома.

В моей голове случается диссонанс.

– Но разве ты не сам заявил, что мы едем знакомить меня с моей новой свекровью? – удивляюсь, обернувшись.

На лице Айзека расплывается очередная ядовитая насмешка.

– Если ты скажешь тем людям, к которым мы едем, что ты ничего о них не знаешь и впервые слышишь об их существовании, этого будет более чем достаточно, они поверят тебе с лёгкостью, – кривится блондин.

Не очень достоверное объяснение. Но не настаиваю. Мы выбираемся с очередного переулка на более широкую дорогу, Феррари едет намного бодрее, и я решаю сосредоточиться на статной архитектуре зданий, мелькающих за боковым окном. Палермо очень красивый. Никогда не бывала в подобных местах, и мне действительно интересно. Роскошные виды увлекают настолько, что чуть не забываю суть нашего разговора, когда водитель решает вновь заговорить:

– Моя мама умерла, когда мне было шесть. Несчастный случай. Упала с лестницы. Других родственников у нас не было, поэтому меня отправили в приют. Это было… паршивое место. Если бы не Кай и Адем, не знаю, кем бы я стал и выжил ли вообще. Так что я нисколько не преувеличил, когда сказал, что из всех близких в моей жизни действительно есть только они. – выдержал небольшую паузу с очередной ядовитой насмешкой. – Антонио и Фара Янг усыновили меня, когда мне было пятнадцать. Кай и Адем к тому времени были совершеннолетними, но ещё не стояли на ногах настолько крепко, чтобы этому помешать. Так я стал новым развлечением для взбалмошной Анны Янг. Анна – единственная и горячо обожаемая дочь Антонио и Фары. В этом мире нет ничего, что бы они не посчитали допустимым, если только она того пожелает. Будь с ней осторожнее. Часто прихоти этой капризной стервы превышают все установленные границы. Не позволяй.

Звучит, как откровенное предостережение, но я слишком хорошо знакома с бриллиантовыми дочками и сыночками богатых зазнаек, чтобы впечатлиться, словно это что-то новое для меня. И без него знаю, что с такими порой приходится несладко. Такие, как Анна, привыкают к вседозволенности, пока их родители носятся с ними, как с великими ценностями. И если тут есть чья-либо вина, так это самих родителей. Воспитывать надо лучше, а не баловать, будто это последний день в их жизни.

В любом случае, хуже, чем рядом с Марком Эрдманом точно не будет. Разве что…

– Если ты так их недолюбливаешь, почему мы направляемся именно к ним? – остаётся мне не понятно.

Но на самом деле всё очень просто:

– Это последнее место на Земле, где нас будут искать.

Нина

Палермо остаётся далеко позади. По левую сторону тянутся стройные ряды виноградников, а по правую…

– Это что, апельсины? – удивляюсь, присмотревшись к тому, что мельтешит перед глазами.

Дело даже не в том, что я впервые вижу апельсиновые деревья вживую. Просто в моём привычном понимании апельсины – жизнеутверждающе солнечно-оранжевые, вовсе не необычно тёмно-бордовые. Тем более, что вместо того, чтобы ответить, водитель сбрасывает скорость, останавливая машину, а затем позволяет удостовериться в моей догадке. Сами плоды выглядят заметно меньше, но кроваво-красная мякоть более ароматная и сочная, чем я привыкла. Вряд ли бы я решилась попробовать самостоятельно, но Айзек вырезает кусочек, который банально заталкивает в меня.

Очень вкусно!

Но то я оставляю при себе.

Вслух:

– Тебе не кажется, что у тебя начинает входить в привычку это твоё ненормально регулярное желание что-нибудь, да запихнуть мне в рот?