Зато дальше, милях в пяти-шести, от обилия целей буквально рябило в глазах. Небольшие парусники, удалявшиеся в восточном и северо-восточном направлении, буквально закрывали горизонт. За ними на разном удалении поднимались к небу несколько столбов дыма, вероятно, от каких-то уходивших судов, тоже драпавших на восток полным ходом.

Слева по курсу были отчетливо видны холмы острова Манджу и шапка леса на расположенном между ним и уходившим от пролива на северо-восток берегу Хонсю, небольшом плоском каменистом островке. Там вполне могли находиться другие японские батареи, но пока они не проявляли активности, хотя дистанция до островов по дальномеру не превышала двадцати – двадцати пяти кабельтовых и продолжала сокращаться.

Достигнув Симоносеки, «Ушаков» и «Сенявин», не сбавляя хода, шли мимо, ведя огонь из скорострелок левого борта по всему, что видели в гавани. Брандвахта у Ганрюдзимы очень быстро оказалась разбита этим огнем. Один из сторожевиков взорвался, вероятно, имел мины или минные аппараты на корме. Пожары на пытавшихся отстреливаться пароходах усилились. Это подавило остатки воли к сопротивлению у большинства гражданских команд стоявших в порту судов, и стрельба резко ослабла, хотя окончательно и не прекратилась.

Видя бедственное положение, в котором оказался головной крейсер штурмовой колонны, Йессен спешил ему на выручку. Стремясь в то же время максимально обезопасить фарватер для прохождения остальных сил флота, он приказал развернуть на пароходы башни главного калибра. На фалах «Ушакова» подняли сигнал по международному своду: «Стравить пар и срочно покинуть судно», а с мостика замигал ратьер, передавая целеуказания для второго корабля в колонне.

Спустя две минуты, когда одно из дымивших трубой судов, пытавшееся сняться с якоря, было взято на прицел и стало ясно, что предупреждение не возымело желаемого действия, последовали двухорудийные залпы с обоих броненосцев. Десятидюймовые фугасы из кормовых башен кучно легли в цель, буквально разорвав неугомонный транспорт, а носовые башни сразу начали наводиться на следующего.

После этого оставшиеся люди с палуб стоявших во внешнем ряду транспортов начали прыгать не только в шлюпки под бортом, но и прямо в воду. Началось массовое бегство остатков экипажей. Стрелять из порта перестали совсем. Русские также прекратили обстрел, давая возможность спастись тем, кто этого хотел. Судов, явно готовых дать ход в гавани Симоносеки, больше не было видно. Все, у кого шел дым из труб, теперь травили пар либо из пробитых котлов, либо добровольно открыв клапаны. Отсутствие явных угроз для судоходства позволило избежать ожидавшихся в этом месте задержек, и Йессен сразу двинулся дальше, готовясь к бою с новыми батареями.

Трехдюймовки и стодвадцатки, не способные простреливать носовые секторы, оставив в покое пароходы, начали засыпать шрапнелью и фугасами не видимые для них склады, причалы и мастерские в портах на обоих берегах Симоносеки, стараясь не дать развернуть там хоть какую-то береговую оборону и нанести максимальный ущерб портовой инфраструктуре. Кормовые башни тоже дали пару залпов.

Используя половинные заряды, они имели реальный шанс достать своими мощными фугасами привлекательные цели, скрытые за рядами разгружавшихся или ждущих очереди на разгрузку судов. Первоначальным планом предполагалась обязательная бомбардировка портов, но при этом должна была быть корректировка с аэростата. Теперь же, когда аэростат оказался потерян в самом начале боя, били по целеуказаниям из артиллерийских рубок. Фактически по площадям, поскольку из-за недостаточного обзора не имели ни малейшего понятия о результатах своего огня. Осознав это, стрельбу задробили, опасаясь зацепить жилые кварталы.