Австрийский экипаж этим заниматься даже и не думал. После минного взрыва он впал в панику и бросился к шлюпкам, так что Бурачеку пришлось спешно подняться на борт и взять управление судном на себя, в то время как его катер повел шлюпки с австрияками в порт. К счастью, стравить пар из котла машинная команда не удосужилась, так что ход дали сразу. Вода в носовых отсеках быстро прибывала, а организовать борьбу за живучесть с тремя матросами на весь пароход было невозможно. Удалось лишь задраить водонепроницаемые двери.

Погружаясь носом, «Лаброма» миновал остов затонувшего в прошлом году «Новика», но войти в гавань порта так и не смог, уткнувшись носом в дно на восьмиметровой глубине. Из затапливаемого носового трюма через швы в переборке вода начала сочиться в котельное отделение, и его пришлось оставить, все же выпустив пар. Ветром беспомощное судно развернуло вдоль отмели, и в течение следующих двух часов оно полностью легло на грунт, погрузившись носом до фальшборта позади полубака, в то время как за надстройкой палуба осталась выше воды.

К этому времени в порту уже поднялась изрядная суматоха. С возвращавшегося со шлюпками катера фонарем сообщили, что по ошибке потопили нейтральное судно. На пристани зажгли часть огней, чтобы облегчить швартовку. Вызвали всех медиков, имевшихся в поселке, даже ветеринарного фельдшера. Естественно, появилось начальство.

Когда шлюпки наконец причалили, выяснилось, что никто из экипажа парохода не пострадал, если не считать синяков и шишек. Нейтралов отвели в теплое помещение, накормили, напоили и с извинениями отправили отдыхать. После чего начальник сухопутной обороны Корсакова подполковник Шеин попытался устроить разнос мичману Бурачеку, упрекая всех моряков в том, что они две недели назад прозевали немецкий пароход, направлявшийся в Николаевск и разбившийся на камнях у мыса Братковского, а теперь утопили другой. «Так скоро к нам вообще никто ничего возить не будет!» – в запале возмущался он.

Но вмешался начальник береговой обороны корсаковского порта и залива Анива лейтенант Максимов, объяснивший, что к гибели «Кашири», сбившегося с курса в темноте, моряки вообще никакого отношения не имеют, но это именно их дозор обнаружил аварийный пароход еще 15 июля, что позволило спасти весь его экипаж и организовать вывоз уцелевшего груза. А конкретно в этом случае, учитывая все обстоятельства, винить мичмана вообще нельзя. Гораздо хуже было бы, если б он пропустил японца, замаскированного под австрияка, что было очень даже возможно. В сложившейся ситуации экипаж катера действовал абсолютно верно.

На этом разбирательство и закончилось. Тем более что нейтралы, напуганные нашим «гостеприимством», а потом еще больше действиями японцев, получив вексель, гарантировавший выплату компенсации за потерянное судно, никаких претензий не выдвигали. Их разместили на окраине поселка в трех казенных избах, стоявших на отшибе. Чтобы японцы не накрыли «лишенцев» шальным снарядом, установили мачту с австрийским флагом, хорошо видимым с суши и с моря.

Но предосторожности оказались излишними. В ходе обстрелов порта японцы вели огонь с большого расстояния и никакие флаги не разглядывали. К счастью, среди жилых строений снарядов падало немного, так что каждый раз аккуратно прятавшиеся в распадке австрияки не пострадали и с первой же оказией покинули небезопасные русские дальневосточные земли. А окраину Корсакова, где два месяца на мачте висел флаг с их парохода, так с тех пор и зовут Австрийской слободкой.

Шеин, после ухода японцев с Сахалина, добился назначения в десантную группу Курильских островов и до самой отставки служил там. Выйдя на пенсию уже полковником досрочно по ранению, полученному в перестрелке с браконьерами, и будучи почтенным главой семейства, основал первый рыбоконсервный завод в тех местах.