– Физически нет, а вот морально… – подбираю слова, способные обрисовать обстановку в моей семье и скрыть нюансы деятельности папы. – Я не могу назвать это насилием в прямом смысле слова, скорее, косвенно. Ещё с детства папа уготовил мне конкретную роль, и делал всё, чтобы я в неё идеально вписалась. И я вписывалась до определённого момента.

– А затем, как я понял, произошёл разрыв с бывшим мужчиной, смерть отца, и ты оказалась в кофейне.

– Да, так всё и было.

Снова и снова соглашаюсь с тем, что папы больше нет. И всё бы ничего, вот только каждый раз внутри что-то переворачивается, напоминая, что я паршивая дочь. Интересно, надзиратели не появлялись? Если они не увидят меня более двух дней, есть вероятность, что, вернувшись, я столкнусь в дверях отцом. И от этой мысли становится не по себе, особенно после того, я в десятый раз повторила, что родитель мёртв.

– Пойдём отдыхать?

Ужин съеден, счёт оплачен, и я очень хочу насладиться общением с Пашей наедине. Выходим из кафе и направляемся к домику, который оказывается на приличном расстоянии от главного корпуса. Но мне хорошо идти в обнимку с мужчиной и предвкушать развитие наших отношений в другом формате. Поэтому, как только входим, произношу:

– Я в душ.

Кажется, я здесь уже больше получаса, и чем длительнее моё пребывание, тем больше я нервничаю, представляя, как выхожу и… А дальше никак не представляется, поэтому кручусь перед зеркалом, «настраивая» своё отражение: собираю кудрявые волосы в хвост, распускаю, слегка собираю сверху – ни один из вариантов не делает моё квадратное лицо уже.

Именно сейчас все комплексы просыпаются разом, и от недовольства лицом и волосами перехожу на тело. Чёрный пеньюар, который я предусмотрительно взяла, смотрится хорошо. А вдруг недостаточно? Грудь могла быть больше, талия уже, бёдра меньше…

Понимаю, что ещё десять минут и я загоню себя в тупик, вообще отказавшись выйти из ванной. Поэтому открываю дверь, столкнувшись с Пашей, который, как мне кажется, ждал, когда я появлюсь. Не говоря ни слова, проводит взглядом сверху-вниз и даже, как мне кажется, едва заметно кривится, обходит меня и исчезает там, где я пробыла слишком долго.

Растерянно топчусь на месте, не ожидая такой реакции. Всё настолько плохо? Однозначно плохо, если он равнодушно прошагал мимо. Мечусь по комнате, сжимая и разжимая пальцы и прикидывая, что делать. А можно что-то сделать, если мужчина, увидев женщину полуобнажённой, не выдал никаких эмоций? Нет, конечно. По крайней мере, я в этом уверена.

Приближаюсь к двери в попытке различить звуки: шум воды, негромкий голос Паши, короткие оповещения телефона. Почти одиннадцать, и странно, что его беспокоят с работы в такое время. Проверяю свой телефон, который почти разрядился, и по-прежнему не хочет ловить сеть. По привычке ставлю на зарядку и продолжаю теряться в сомнениях, решая, что делать.

Можно вызвать такси и уехать сейчас, чтобы не смущать Пашу своим присутствием и не накалять обстановку. Странно оставаться с ним в номере после такой реакции. Вновь иду к двери. Разговор продолжается: не могу различить слова, но интонация непривычная, а о спокойствии речи не идёт. Может, у него имеется женщина, которая выясняет, куда уехал её мужчина? Штампа в паспорте у него нет, но при замене его можно не ставить или проживать в гражданском браке.

Понимаю, что меня трясёт от напряжения и осознания собственной непривлекательности в глазах мужчины, который почти две недели укутывал вниманием и проникал в меня. Схватив телефон, хочу вызвать такси, но тут же понимаю, что для его вызова придётся позаимствовать телефон у Паши.