Алексис вздохнула и указала на изображение белоснежного феникса:
– Похоже на старые изображения Триликого Бога, – промычала она, – У него же три воплощения. Это Арона – богиня мудрости и света.
Её рука плавно сдвинулась вправо, к чёрному цветку:
– Это Анес – бог памяти и людских сердец. Как ни странно именно он воплощение тьмы и боли, – Её рука устремилась в центр, к большому, неровному, и даже слегка расплывчатому, глазу, окруженному небесными телами: планетами, метеорами и… фигурами людей:
– А это Акор – бог времени и жизни, – Наступила тишина, а затем прозвучал уже её вопрос, – Ты веришь в Бога? Не обязательно в Трехлицего. В любого…
Не успел я и рта открыть, как Джекоб сделал свой выбор и, с помощью Квинтэссенции, сжёг одного из повешенных. Чёрные лоскутки подожжённого мешка разлетелись по залу со скоростью отвратного запаха палёного дерева.
Мы подскакивали с мест. Блондин торопливо отошёл и разразился слезами. В итоге… Это оказался манекен. В этот самый момент от сердец всех присутствующих отошла тяжесть и напряжение.
Не один из нас не был готов отнять чужую жизнь, даже несмотря на всю подготовку в Академии.
– Отличный результат, – похвалил Джекоба удовлетворённый голос Кроля, – Следующая. Зара Мельнир. Тридцать минут… пошли.
Молодая девушка с длинными тёмными волосами вышла вперёд с белым, как снег, лицом, принявшись осматривать и ощупывать оставшихся повешенных своими дрожащими руками.
Алексис сняла с себя красную куртку студента гвардейской академии и повязала её на пояс. Тут и правда было жарковато. Особенно после сожжения того манекена. Из этой комнаты вряд ли бы что-то вышло. Даже воздух.
– Верю ли я? – повторил я её вопрос, устремив взор на затухающие угольки, – Я верю в людей. Я верю в себя. Я верю в правильность своих суждений. Но я не верю… нет. Скорее, не хочу признавать чью-ту божественную власть над собой или над кем-то.
– Забавно слышать это от человека, который без пяти минут гвардеец, – улыбнулась Алексис, – Человека, который всю свою оставшуюся жизнь будет куклой в чужих руках.
Я сперва не ответил. Она говорила правду. А правда не может звучать удовлетворительно. Ни для кого. Но и сладкая ложь мне была ни к чему. Гвардия – это не более, чем набор игрушек в делах Совета «Пантеона», правительства и Императора.
– И всё же, я бы хотел…
– Конечно он не верит в Бога! – прервал меня возглас вскочившего Пирса, – Он один из тех ублюдков, которые устроили гражданскую войну десять лет назад! Чёртов Маорит!
Мои взгляды разожгли в парнишке новую волную обжигающей ненависти. Это не был вопрос религии. Скорее самого отрицания общепризнанного «света».
– Я не осуждаю ни тебя, ни своих сородичей, вот и ты не…
– Ты здесь лишний! – вновь перебил меня Пирс, – Не могу поверить что такой как ты вообще попал в Академию. Как же ты меня бесишь! Весь твой род меня дико бесит! Почему вас ещё не истребили?!
– Держи своё мнение при себе! Не тебе такое решать! – попыталась защитить меня Алексис. Но мне это было не нужно. Я прекрасно понимал его чувства. Его родня, его друзья, могли погибнуть… нет. Скорее, уже погибли во времена «Трагедии на Востоке», гражданской войны десять лет тому назад. Он мог лишиться дома и цели в жизни. Он мог. Его ненависть вполне разумна. Я не мог с этим ничего поделать. Да и должен ли я был что-то предпринимать? Не важно что я говорю или делаю, для него я всегда останусь врагом.
– Что значит «при себе»? – возмутился Пирс, надменно повысив голос, – Все так думают. Маориты по сути нарушили Табу Человечества в таком огромном размахе! Это не простительно!