Президент опять сделал паузу. Отпил из стакана глоток зеленого чая. Видно было, что длинный доклад, в котором буднично и лаконично были изложены события, в результате которых погибнут сотни миллионов человек, утомил его. Напряжение и лихорадочное возбуждение, вызванные колоссальным и в то же время неотвратимым грузом ответственности за судьбу всего человечества, отступили, и навалились дикая усталость и некая отрешенность. Теперь этот красивый человек устало вздохнул, уставившись в одну точку на столе, склонил голову, избегая встречи глазами с присутствующими, и сказал:

–Такова ситуация, такова судьба мира, такова судьба страны. Мы должны принимать решение, и времени на раздумье нет. Прошу высказываться. Из этого кабинета мы не выйдем, пока не достигнем единогласного решения. Воздерживаться нельзя. Решение может быть только единогласным. Если будут разногласия, будем согласовывать позиции, пока не придем к единому мнению. Хотя выбор невелик. Гибель страны или уничтожение противника, третьего пути нет.

Зеленый холм с порослью молодых сосен, в расположении которых не было никакой хаотичности и явно прослеживались следы рук заботливого садовника, ярко освещался лучами восходящего солнца. Капельки росы, дрожащие на сосновых иголках и лучиках ярко-зеленой травы, укрывавшей густым ковром поверхность холма, быстро высыхали, не успев сорваться со своих шатких оснований. В воздухе слышался звук жужжащих шмелей и пчел, совершенно необычных для Аляски насекомых, вылетевших спозаранку на работу и спешащих успеть собрать нектар с первыми лучами начавшегося дня, который, казалось бы, должен быть теплым и солнечным, но утренняя духота и влажность, быстро высыхающая роса и неподвижный воздух предвещали скорый дождь. К звуку жужжащих пчел примешивался еще какой-то звук, который, впрочем, могло уловить только чуткое ухо индейца или дикого зверя. Звук исходил как будто из глубины зеленого холма.

Под покровом зеленого ковра, на двадцатиметровой глубине, находился железобетонный свод толщиной в три метра. Под этим сводом, который представлял из себя туннель длиной в полкилометра, располагалась металлическая труба диаметром в тридцать метров, разделенная перегородками на отсеки, каждый из которых закрывался мощной, герметичной дверью. Замаскированный вход в этот подземный бункер был также закрыт толстенной бронебойной дверью, на которой не было видно никаких замков, рукояток или петель. Справа и слева от входа в бункер виднелись два небольших холмика. Это были долговременные огневые точки, соединенные между собой подземным ходом. Скучающие часовые сидели в жестких креслах с высокими спинками, контролируя многочисленные мониторы, на которых просматривались подходы к бункеру.

В бункере мерно гудела вентиляция, мигали мониторы и жужжали моторы механизмов жизнеобеспечения. Это были пункт командного управления и центральная лаборатория системы HAARP, антенное поле которой располагалось в нескольких километрах от бункера. Седой, высокий мужчина в униформе работника станции, склонившись над столом, что-то быстро писал в толстой тетради, которую было необычно видеть среди многочисленных мониторов и компьютеров, находившихся в помещении.

Раздался мелодичный сигнал, извещающий, что кто-то простится войти в лабораторию. Мужчина взглянул на монитор и, приветливо улыбнувшись, кликнул мышкой компьютера. В помещение вошел молодой мужчина, чуть выше среднего роста. Светлые волосы, голубые глаза, светлая кожа говорили о том, что мужчина имел явно скандинавские корни.

–Привет, Стивен, как поживаешь? – спросил входящий, не особо, впрочем, ожидая ответа.