Наконец, четвертый довод связан с возможной инстанционной «разбалансировкой». Например, если неутвержденное мировое соглашение заключалось сторонами в проверочной инстанции, то в итоге окажется, что судебный акт, принятый по основному иску, проходит проверку в апелляции или кассации, а уже заявленное требование реципиента подлежит рассмотрению в суде первой инстанции.

Второй вопрос мы бы сформулировали следующим образом: допустимо ли взыскание реципиентом убытков и неустойки, если мировое соглашение не было утверждено вследствие отсутствия полномочий у представителя стороны, давшей недостоверные заверения?

Необходимо выделить два самостоятельных случая:

1) судебная доверенность, выданная представителю, вообще не содержит указания на такое специальное полномочие, как заключение мирового соглашения;

2) судебная доверенность, выданная представителю, включает указанное специальное полномочие, однако сделка, составляющая содержание мирового соглашения, подлежала одобрению по правилам корпоративного законодательства либо согласованию с иным субъектом.

Обратимся к первому случаю. Формально рассуждая, отсутствие указания в судебной доверенности на право заключать мировое соглашение, конечно же, совершенно явно проявляет волю стороны: выдавая такую доверенность, она однозначно исключала саму возможность вступления в договорно-правовую связь по вопросу, связанному с мирным окончанием судебной процедуры, посредством волеизъявления представителя. Более того, судебная доверенность представителя – это обычное письменное доказательство, которое надлежало учитывать и процессуальному оппоненту. Действительно, элементарная осмотрительность должна была подтолкнуть реципиента к выяснению вопроса о том, почему мировое соглашение подписывается в отсутствие надлежащего полномочия. Ответ, таким образом, вроде бы очевиден: подобное мировое соглашение не может порождать материально-правового эффекта в виде возникновения охранительного правоотношения, содержанием которого является возмещение реципиенту убытков (уплата неустойки) за недостоверность заверений.

Впрочем, на наш взгляд, могут быть нюансы. Предположим, что мировое соглашение подписано судебным представителем по доверенности, в которой не содержится необходимое специальное полномочие, однако ходатайство об утверждении мирового соглашения в судебном заседании заявлено самим доверителем. Действительно, с точки зрения судебной процедуры это не исправляет дефекта – суд откажет в утверждении мирового соглашения, видимо, предложив переподписать такое мировое соглашение. Но что произойдет, если доверитель в итоге передумает и откажется сам подписывать ранее согласованное мировое соглашение (либо выдать надлежащую доверенность своему представителю)? На наш взгляд, в этой ситуации у суда нет оснований для утверждения мирового соглашения, однако вполне можно поставить вопрос о согласовании сторонами условий о заверении обстоятельств. Действительно, ведь воля доверителя ранее уже была выражена, причем выражена в отношении условий, содержащихся в конкретном письменном документе, который к тому же исследовал суд. То, что такого выражения оказалось недостаточно для утверждения мирового соглашения, отнюдь не означает автоматического поражения соглашения о заверении обстоятельств. Видимо, в этой и подобных ситуациях[11] более верным было бы защищать интерес реципиента – раз он смог убедить процессуального оппонента в необходимости включения в мировое соглашение заверений, раз в итоге уполномоченное лицо четко и однозначно выразило свою волю к заключению мирового соглашения на согласованных условиях, то наказывать его (реципиента) за неосмотрительность в изучении судебной доверенности представителя процессуального оппонента было бы не совсем правильно. Наоборот, непоследовательное поведение процессуального оппонента (доверителя) как раз подталкивает к выводу о том, что он не должен в итоге извлечь из этой ситуации положительного для себя правового результата (а таковым как раз и будет признание соглашения о заверении обстоятельств незаключенным).