Но тут на арену вывели замшелого и линялого преклонных лет слона. И бревну ясно, что такого зверя жители нашего захолустья могли видеть разве что на картинке в книжке, слоны ведь в Америке не водятся. А тем паче еще такие позеленелые, словно лягушки, потому-то все у кого имелись рты тут же и поразинули их во всю ширь. Но мы-то Хогбены за долгую нашу жизнь помотались уже по всем землям всех полушарий и такого разного понавидались, чего вам, дамы и джентльмены, даже и после ликера из мухоморов не приснится! Вот только многое уже подзабылось и кажется что его, как будто никогда и не бывало. Хотя и все-то ведь со временем куда-то девается, неизвестно даже и куда.

Похоже, что и дядюшка Лес все прежнее тоже порядком подзабыл: он ведь не устает для поддержания жизненных сил и гигиены каждодневно заливать уйму всяких ликеро-водочных изделий в свое нутро. У него и всегда-то пара пузырей из карманов выглядывает, а такие напитки, как известно, со временем отшибают и самую острую память. Вот он и глядел на слона так, будто ничего подобного сроду не видывал.

– Чё эт, блин, говорит, за зверь такой о двух хвостах! И спереди хвост и позади хвост и кто только такое чучело выдумал! Совсем непонятная конституция. Ну, а дай-ка все равно прокачусь! – и взлетел разом на слона, словно это и не слон вовсе, а простая кобыла да и давай тут вовсю гарцевать. Он же у нас такой ярый ковбой, только что безлошадный. А если заведет, бывало, лошадь, так на другой же день или в карты профукает или пропьет. Правда, и лошадь-то ему без нужды, дядюшка ведь хоть на чем гарцевать способен. Из-за того нам во время оно и из Европы смотаться пришлось, поскольку он там на чем только ни скакал – и на шкафах и на печках, только народ ведь таких необычных скачек не уважает, а церковь и вовсе считает греховными. Никаких ведь, таких как нынче, терпимостей и свобод раньше и в помине не бывывало: да и никто даже не подозревал, что чего-то такое и вообще возможно и надобно.

Однако долго покататься на слоне дядюшке Лесу не пришлось, поскольку местный наш шериф, мистер Эбернати, вдруг будто кто его под хвост шилом пихнул выскочил на арену. Он хоть и заявился, вроде как путный, поглазеть на цирк, но по шерифской своей должности вечно только и следит за порядком. А по правде говоря, шериф и вообще всегда и во все дырки суется, такой уж он любознательный и дотошный, но однако и строгий тип, а потому кругом одни нарушения да беспорядки только и видит. Хотя порядок, как дедуля говорит, и сам по себе испокон уже существует по всей вселенной, а люди своими порядками его только нарушают.

Шериф Эбернати стал и тут поскорей наводить свой порядок, а у самого уже и наручники в руках заготовлены:

– Я, говорит, вас супостатов, предупреждал чтоб не куролесили, а ну слезай, покуда я тебя в каталажку на 20 лет не отправил!

– Да я только разок прокатиться хотел, – дядя Лес вроде как извиняется, – и ничего худого ведь со зверем не сделалось!

– Все равно слезай! – потребовал шериф Эбернати так грозно, будто он и есть этот самый закон, – Это только я, как представитель власти, могу сказать – стряслось или не стряслось! Дурной пример населению и молодому поколению подаешь, а что ежели и все на слона полезут, что от него тогда останется? Он же не железный! Думать надо, деревянная твоя башка!

Дядя Лес не очень-то любит когда ему кто-то чего-то указывает, да и кто уж любит! Но и шериф тоже ведь шутить не любит, присобачит тебе штраф или посадит на месяц за решетку, а это нам Хогбенам не надо – мы свободу любим.

– Окей, мистер, – признав силу закона смирился дядюшка Лес, и надвинув шляпу на глаза, дабы не выказывать излишнего смущенья, отправился не спеша на свое место. Он бы, конечно, с удовольствием съездил мистеру Эбернати по его округлым шерифским мордасам, но шерифов обижать не стоит, это уж дядюшка по опыту знает: слишком дорого это удовольствие обойдется, а мы люди бедные. Мне бы, правда, тоже хотелось чего-нибудь навроде такого отмочить, как и дядюшка Лес, но мамуля меня тогда просто пополам распилит. Она когда если захочет, то уж такая строгая и едкая бывает, похлеще не знаю уж чего и это, как видно, свойство всех настоящих мамуль.