Их панцер, стоявший во второй линии, как оказалось, получил еще снаряд в моторный отсек, но каким-то чудом не загорелся. Башня вручную вращалась, пушка наводилась. Снарядов – полный боекомплект. Вокруг продолжала чадно и жирно гореть колесная и гусеничная техника и занявшиеся от нее и растекшегося бензина еще недавно зеленеющие листвой деревья. В изломанных позах распластались на земле или свешивались из подбитых машин трупы в черной униформе танкистов и серо-зеленых куртках пехоты. Удушливо и едко, до надрывного кашля в бронхах и подступающей тошноты, несло смрадной гарью и подгоревшим мясом.

Ненужного в бою для обездвиженного танка механика-водителя Шварца фельдфебель отослал, вручив собственный бинокль, ближе к дороге, в дозор; остальные забрались внутрь боевого отделения на свои места. Очень скоро запыхавшийся Шварц прибежал обратно.

– Идут! – доложил он и рассказал, о построении приближающихся русских. Ханке отдал приказ экипажу, а сам, забрав у мехвода свой бинокль, остался выглядывать сверху над раскрытыми в обе стороны створками люка командирской башенки. Никакого панорамного перископа, как у русских, на «тройке» не было. Ему, как командиру, по мудрой задумке германских конструкторов и их заказчиков в высоких армейских кабинетах, полагалось наблюдать за полем боя или через закрытые триплексами шесть довольно узких щелей, расположенных по периметру башенки, либо через аналогичные щели на боковых дверцах башни, что было довольно неудобно и ощутимо скрадывало обзор. Хочешь, не хочешь, Ханке, как и большинству его панцерных коллег-командиров, приходилось до последней возможности торчать с неприкрытой от вражеских пуль головой над кромкой командирского люка, крутясь во все стороны с биноклем у глаз.

Приближающийся русский танк довольно необычной грозной конструкции Ханке видел впервые. Тяжелая приземистая машина, явно раза в полтора тяжелее их T-III, с покатой полукруглой башней и длинной пушкой, явно мощнее их собственной 50-мм и со странным утолщением на конце ствола, непохожим на дульный тормоз. Машина, как мошкарой, плотно облеплена снаружи солдатами, держащимися за, очевидно, специально приваренные на башне скобы. Это у русских от скудости? Транспорта для пехоты не хватает? На германских танках такие скобы не приваривают, и никому пока, насколько Ханке знает, и в голову не приходило, возить пехоту на броне. Для этого в вермахте существуют в достаточном количестве бронетранспортеры и автомобили. Фельдфебель велел наводчику целиться в середину русского борта и стрелять, как только враг покажется прямо напротив их позиции. Весь экипаж внутри замер в напряженном ожидании; мехвод забираться в танк не стал, а отошел немного в сторону и прилег с подобранным возле убитого пехотного офицера автоматом наготове с наветренной стороны за гусеницей подбитого, но пока еще не загоревшегося «ханомага». Клубящийся вокруг дым, хоть и доставлял значительные неудобства, но зато отлично маскировал.

Опытного немецкого наводчика Эйкена подвела кочковатая дорога, по которой на большой скорости летел русский монстр. С кинжальной для танкового орудия дистанции в две сотни метров, когда промахнуться не смог бы и зеленый, только призванный в танковые войска юнец, это удалось сделать вдосталь повоевавшему во Франции ефрейтору. Русский тяжелый зверь внезапно ухнул в какую-то мелкую, незаметную с позиции обездвиженного германского танка, колдобину и огненная трасса выпущенного в него снаряда вместо вертикального борта вонзилась в полукруглую приплюснутую башню. Вернее, вовсе не вонзилась, а отвернула рикошетом вверх, разметав, правда, несколько обсевших танк снаружи иванов.