Алексей Валентинович удивленно вытаращился на нее, потом повернул голову на внезапно раскашлявшегося Палыча. Палыч натужно кхыкал в кулак, усиленно моргал глазами и кивал.

– А! – дошло до «Нефедова». – Правильно вы говорите, Зинаида, не знаю, как по батюшке. Сразу чувствуется опытный врач. И голова у меня кружится, еле на завод доехал, и слабость во всем теле, и, вот, гляньте, – руки трусятся, – он поднял обе руки над столом и стал ими усиленно трясти.

– Ну, что ж, Палыч, – удовлетворенно кивнула врачиха, – такого шофера в рейс выпускать – ну никак не возможно. Даже преступно. На неделю я ему больничный оформлю. Какое сегодня число? Девятнадцатое? Вот с 19 по 25 включительно. Больше – извини. Дальше, сам что-нибудь придумай. Он у тебя в этом году тарифный отпуск уже отгулял?

– Вроде, нет. Он, по-моему, на осень записан. То ли на октябрь, то ли на ноябрь.

– Так отправь его в отпуск сразу после больничного, с 26-го августа. Сможешь?

– А как же. Не проблема. Сделаем. Неделя отпуска ему по любому причитается. А месяцем раньше – месяцем позже… Перенесем. Я договорюсь.

– Вот. А за две недели, глядишь, и память к парню начнет возвращаться. Правда, выполнить рекомендацию по санаторному лечению не получится: насколько я знаю, все лимиты в профсоюзе на август и даже на сентябрь вычерпаны до дна.

– Со здравницей, да – не получится. Что поделаешь? Слушай, Саня, а через две недели за баранку сесть сможешь? – спросил Палыч.

– Не знаю, – передернул широкими плечами «Саня», – может, и вспомню, как. А нет – заново научусь. У меня в голове сейчас пустота какая-то, но зато запоминаю я все быстро. Думаю, Колька меня подучить сможет. Мне Клава, жена, его слова передавала.

– Ладно, – хлопнул по столу узкой, не вязавшейся с его округлостью ладошкой Палыч. – Решено! Ты, Зинаида, оформляешь неделю больничного, я – неделю отпуска. Это как по числам получается? С 19 по 25 и с 26 по 1 сентября. Значит, Саня, раньше 2 сентября на заводе не появляйся. Отдыхай себе спокойно и выздоравливай. А нет, погоди! Аванс ты уже получил, получка только пятого сентября будет. А отпускные? Тебе ведь отпускные полагаются. Давай так, чтобы тебе лишний раз на завод не ехать, я за тебя их сам получу и твоей Клаве передам. Устраивает?

– Еще бы, – расплылся в белозубой улыбке «Саня». – Не знаю даже, как вас благодарить. И вас, Зинаида, тоже.

– Да чего уж там, – махнул рукой Палыч. – Ну, чего расселся, как у тещи на именинах? Пошли. Проведу тебя чуток до проходной.

– А где Настя? – спросил «Нефедов», выйдя в пустой коридор, – Она собиралась меня здесь подождать.

– А зачем тебе Настя? – в свою очередь удивился Палыч. – Чего ей тебя ждать? Я ее в цех погнал. Ей работать надо. Признала тебя на проходной, от перебдительных идиотов-охранников освободила и – работать.

– Ну, да, – кивнул «Нефедов», – все правильно.

– Слушай, – вскинув руку, глянул на часы Палыч, – уже начало первого. Ты как, насчет, пообедать? Пока перерыв не начался, и оголодавшие работяги тараканами не набежали.

– А что, – довольно встрепенулся «Нефедов» – я действительно проголодался. Пойдемте.

И они пошли. Опять какими-то, очевидно, спрямляющими дорогу узкими захламленными проходами. В одном из безлюдных проходов идущий впереди Палыч остановился, обернулся и узкой ладошкой в широкую грудь остановил своего здоровяка-шофера.

– Постой, Сашка, постой, не спеши, – начальственно похлопал он по его груди и тихо спросил: – скажи мне, только честно. Ты и впрямь память потерял или тебе нужно, чтобы так считали? Ты ведь меня хорошо знаешь, знаешь, что я своих не сдаю. Дальше меня твои слова не уйдут. Я просто знать хочу.