– Иди отсюда, саботажник! А то милицию позову.

– И вам не хворать, гражданка доктор. Если вы в таком же духе общаетесь и со своим супругом, вряд ли он вообще захочет вас, такую добрую и ласковую ублажать.

– Не дослушав до конца, что о нем думает добрая женщина, Алексей Валентинович выхватил у нее свои бумаги и вышел в коридор, хлопнув дверью так, что штукатурка вокруг дверного косяка слегка просыпалась на пол белым инеем.

Ладно, без сопливых обойдемся, особенно без сопливых вредных, неудовлетворенных теток. Паровозостроительный – это в позднее время завод Малышева. А где Малышевский завод? Помнится, его главная проходная выходила на Плехановскую, если ехать отсюда – трамвай № 5 туда ходил. Может, и в довоенное время (то есть сейчас) туда трамваем доехать было можно? Алексей Валентинович снова вышел на Пушкинскую и подошел к фанерному газетному ларьку на трамвайной остановке. Пожилой киоскер с обвислыми усами и в сером мятом картузе подтвердил, что да, до Плехановской можно доехать на 5-ой марке. А вот, кстати, и она.

Утро давно прошло, рабочие и служащие Харькова уже несколько часов как вовсю выполняли и перевыполняли пятилетний план, поэтому трамвай шел полупустым и Алексей Валентинович, купив билет, смог даже присесть на свободное место. Место было жесткое, деревянное; с поручней, идущих под потолком вдоль вагона, свисали, болтаясь на ходу, кожаные петли для держания. За окном медленно проплывал довоенный еще мирный и не разрушенный Харьков.

Паровозостроительный завод Алексей Валентинович узнал самостоятельно, хотя он выглядел и непривычно: еще не были построены многие корпуса и здания. На пустой в этот час проходной скучал за перегородкой очередной усатый мужчина, пожилой вохровец в темно-синей форме. Максимов достал из нагрудного кармана документы, выбрал небольшую темно-красную книжечку заводского пропуска, развернул и показал вахтеру. Тот лениво, особо не всматриваясь, кивнул, возможно, даже узнал шофера Нефедова. Но «Нефедов» не поспешил миновать вертушку турникета. Не убирая в карман пропуск, он нагнулся к приоткрытому окошку:

– Слушай, товарищ, подскажи мне, пожалуйста, а как пройти в заводскую санчасть?

– Чего? – встрепенулся вохровец? В санчасть? А ну, покаж пропуск поближе.

Он выхватил цепкой рукой вновь предъявленный пропуск и, нацепив на нос очки в тусклой стальной оправе, стал внимательно изучать.

– И что, Нефедов, проработав у нас шофером больше четырех лет, ты не знаешь, где наша санчасть? А, может, ты и не Нефедов ни какой вовсе? А?

– Ну, да, настоящего Нефедова я «убил и закопал, и надпись написал», а с его пропуском пришел на завод – диверсию совершить и секреты украсть.

– Но, но! Ты тут не шути, понимаешь! Василий! – крикнул он кому-то вглубь вахтерской, – а ну-ка, выйди, придержи этого гражданина.

За турникетом открылась дверь, и вышел Василий, уже безусый, но тоже немолодой сухощавый мужичок тоже в темно-синей мятой форме с коричневой потертой кобурой нагана на не по уставу обвисшем ремне.

– Ладно, – достал Алексей Валентинович из нагрудного кармана еще и врачебные выписки из больницы и от психиатра, – читайте, – протянул их в окошечко усатому вахтеру, очевидно более главному. Василий близко не подошел, очевидно, оценив опасные габариты «шпиона-диверсанта», но кобуру, зачем-то расстегнул.

– Я тебе кто, – потряс бумагами усатый вахтер, – доктор? Чтобы в этой твоей писанине разбираться? Не мое это дело. Василий, заводи задержанного в комнату, а не послушается – действуй по уставу – применяй оружие.

Василий вытащил из кобуры черный наган и, совсем сдурел дядька, со щелчком взвел большим пальцем курок. Барабан послушно провернулся на одну камору – Максимов почему-то обратил большее внимание не на наставленное ему в грудь черное дуло, а на блеснувшие медным цветом плоских головок утопленных пуль еще шесть барабанных камор, по три с каждого бока.