Сука, откуда я всё это знаю? Неужели я начинаю понимать аниме просто потому, что в нём нахожусь? Ну, охуенно, блять, значит, скоро пойму и любовь анимешников к ебанию кошек…

Водительская дверь машины медленно открылась. Всё это время тело Мисаки-тян продолжало стильно фонтанировать кровью, разлив лужу диаметром метров в тридцать. Не уверен, сколько в этой луже может быть крови, но явно на дохуя больше, чем уместится в нормальном человеке, если даже из него выкинуть все внутренности и залить в тело кровищу, как в ёбаную бочку.

– Я не заметил её… – прошептал мужик, выбравшийся из машины. Он невидящим взглядом смотрел себе под ноги, – разумеется, глаза его дрожали. Бедолага утонул в своих мыслях так же безнадёжно, как мои ботинки утонули в крови убитой мной Мисаки-тян – красивой молодой девушки с тёплыми руками, которая недавно потеряла братика…

Я быстро, по-анимешному, смахнул слезу. Я не буду плакать. Я плохой…

– Я не заметил её, – снова прошептал мужик. – Я… я убил эту девочку…

– Ублюдок! – подбодрил бедолагу я, одарив взглядом полным презрения. – Я же кричал тебе, чтобы ты остановился!

– Я не слышал…

– Я это понял, – ещё более презрительно скривился я, бросив взгляд на доплёвывающее остатки крови тело Мисаки. – Давай, короче, так: отдаёшь мне все бабки, и меня здесь не было.

– Ч…Что?

– Бабки, говорю, давай сюда, ебло! И я ничего не видел… Тебе останется труп только спрятать, и всё, – считай, пропала без вести…

Мужик потаращился на меня какое-то время, очевидно ведя спор со своей совестью, а потом отдал мне хуй пойми откуда взявшуюся пачку зелёных бумажек с цифрами. Совесть проиграла…

Хуй знает, что это за валюта такая, но котлета выглядела солидно, так что я запихал её в карман и, понурившись, побрёл в сторону города, утопая в мрачных мыслях о том, как я убил свою любовь в прямом, блять, смысле этого слова. Рукава мои были закатаны, галстук небрежно расслаблен, а пиджак я перекинул через плечо. Крови Мисаки-тян на мне уже почему-то не было, но я был слишком занят отыгрышем драматической сцены, чтобы этому удивиться.

– Владян-кун!

Сердце моё подпрыгнуло в робкой надежде. Мисаки-тян! Но уже в процессе резкого разворота и удивлённого выпучивания глаз я понял, что окрикнувший меня голос был низковат для девчонки.

Ко мне бежал Жека…

Глаза мои разочаровано впучились обратно.

– Владян-кун! Что тут произошло?? – спросил он, тормозя у кровавой лужи и с ужасом уставившись на тело Мисаки-тян, которое мужик, её сбивший, забил хуй прятать, видимо, понадеявшись, что её полностью склюют чайки, уничтожив тем самым главную улику его преступления. Вот только чаек я нихуя нигде не видел…

Сцена предстала передо мной с дальнего плана: камера на высоте десяти метров, перпендикулярно дороге, снимает нас сбоку, издалека. Мы с Жекой стоим напротив друг друга – нас разделяет лужа крови. Камера не двигается. Мы не двигаемся. Тишина, лишь иногда прерываемая "кры…кры…кры…крууууууу" – размеренным стрекотом цикад. Проходят секунды, затем минуты…

– Её сбил какой-то псих на белой "короне", – не двигаясь, тихо ответил я, вспомнив, что Жека задавал вопрос, и подумав, что молчит он как раз потому, что ждёт мой ответ.

Ещё несколько мгновений я смотрел на Жеку, а потом отвёл взгляд дрогнувших глаз в сторону, издав какой-то странный анимешный звук, призванный показать, что внутри я не так спокоен, как снаружи…

– Я… Не смог… её… спасти, – добавил я шёпотом, делая паузы, чтобы не разрыдаться. – Даже… номер… записать не успел…

– Так, может, запишешь сейчас? Вон же эта машина – медленно уезжает по дороге, – он ткнул пальцем на неспешно съёбывающую, буквально крадущуюся, с места преступления тачку.