– В кого? – умственные способности Милы восстанавливались медленно.

– Потом расскажу, а пока давай предадимся в руки итальянских пограничников, – и Катя безжалостно потащила подругу на паспортный контроль.

Они пристроились в хвост очереди. Мила еле заметно покачивалась из стороны в сторону и тихо постанывала.

– Я что, буянила? – ей было ужасно плохо и стыдно.

– Вообще ничего не помнишь? – Катерина подняла правую бровь.

– Нет, – страдания Милы достигли апогея, она застонала, – зашли. Сели. Провал.

– Да, села она. – в одной руке у Кати были паспорта, другой она крепко держала локоть неустойчивой подруги, – После шампанского ты рвалась в кабину пилотов.

– Зачем? – предчувствуя недоброе Мила закрыла глаза.

– Чтобы порулить, естественно. На весь салон кричала про право каждого советского человека увидеть землю сверху так, как ее наблюдал гражданин Гагарин, человек – самолет. – их очередь почти подошла, Катя смотрела прямо, говорила тихо, – В итоге тебя вернули на место и пристегнули.

– А ты уверена, что это была я? – взгляд Милы метался по стенам, как будто рекламные щиты с лоснящимися, трезвыми и благополучными до отвращения моделями могли дать ей убежище или хотя бы разумное объяснение случившемуся.

– Это еще не все, – контролер в окошке рассматривал их паспорта, что-то отмечал в компьютере. Катя немилосердно, с улыбкой, обращенной к усатому красавцу, продолжала, – даже пристегнутая, ты умудрилась пристать к мужику с соседнего ряда. Ничего личного: лысая жертва оказалась к тебе ближе всех. Правда, ты быстро устала и захрапела. Не могу сказать, что весь салон вздохнул с облегчением: твои низкочастотные горловые вибрации бились о внутреннюю обшивку самолета, вызывая весьма ощутимую тряску. И да, было весело. Жалко, что ты ничего этого не помнишь.

– Тебе весело, а у меня язык к нёбу прилип и голова раскалывается. Больше пить ни за что не буду, – и не было ни единого сомнения в том, что свое обещание Мила сдержит.

– Правильно, шампанское было лишним, – отмахнулась Катя. Она внимательно читала вывески и указатели, искала выход1.

– Лишним?! – почти прокричала Мила, – Тогда какого моржа ты его мне позволила?

– Ха, попробовала бы я тебе запретить! – Катя остановилась, обернулась к подруге, помахала перед ее лицом ладошкой, разгоняя плотные похмельные пары, – Да не волнуйся, сейчас купим водички, алкозельцер у меня есть, будешь как новенькая.

Осенний Рим навертел теплый шарф из желтых листьев, встретил узкими проходами, закоулками, цыганскими развалами, толпами растерянных туристов, ароматом пасты с чем-то невероятно мясным и домашним, загудел, заторопил, втянул в поток многоязычных паломников, не дал опомниться, вывел на железнодорожные пути и оставил перед электронным табло.

Они решили не останавливаться. Купили еще минеральной воды, показали электронный билет проверяющему контроллеру и сели на Frecciarossa2.

Мила уснула сразу. Катя скрутила из своей куртки валик ей под голову и задумалась. Все события последней недели казались по меньшей мере странными. Как-то вдруг сложный клиент отказался от операции, перенес ее на месяц из-за важной сделки. С легкой подписи Людмилы, а также усилиями рабочих салона “Дуб и Сосна”, в приемную главврача втиснули монументальное чудо – белый, кожаный, с резными вензелями по дубовым ножкам диван. На волне блаженной халявы главный врач первой градской больницы Петр Андреевич Минов отпустил Екатерину в заслуженный отпуск. Бабасик деньги не вернул, зато нашелся покупатель на его зимние колеса, и Катин балкон вздохнул с облегчением.

Она смотрела в окно как в экран телевизора и не верила своему неожиданному счастью. Ни станционным названиям Orvieto, Chiusi, Castiglion del Lago