– Вы знаете, была я евангеличка, но при первой возможности в Лишкяве посещала католический костел, обычно с семейством графа, – делилась воспоминаниями со своими детьми Аделе годы спустя. – Я не очень разбиралась в католическом богослужении, да и не из любопытства туда ходила, а из-за чарующей органной музыки, которую понимала, как вы понимаете, без переводчика и принимала всем сердцем. Возвращаясь из костела домой, мне казалось, я продолжаю ее слышать!
Это было чем-то вроде предисловия к повествованию о знакомстве с будущим мужем. Рассказ Аделе либо начинала, либо завершала одной и той же фразой:
– Моим сватом стал орга́н! С органистом мы случайно встретились во дворе костела. Я не сдержалась и высказала Константинасу свое восхищение его игрой.
Супруг пояснял:
– Я давно уже приметил молодую красивую темноволосую девушку, своим обликом и поведением выделявшуюся среди остальных прихожан.
– Это, вероятно, потому, что во время богослужения я то и дело невольно оглядывалась, задирала голову и смотрела на хоры – там был орган, – посмеивалась Аделе. И признавалась: – Во дворе костела я обратила внимание, что и органист хорош собой.
Константинас был статным молодцем среднего роста; орлиный нос с небольшой горбинкой, глаза – голубые, волосы – русые, расчесанные на пробор, весьма внушительные усы, придающие лицу солидность.
Хороша ли была собой Аделе? Ядвига Чюрлёните пишет: «Не осталось ни одного ее портрета дней юности, но Кастукас рассказывал нам, что мама была очень хороша собой. “Ни одна из вас не может сравниться по красоте с мамой”, – говорил он. Я же помню ее уже поседевшей. Но лицо у нее было еще совсем гладкое, без морщин, глаза карие, цвет лица матовый – в этом Кастукас походил на нее».
Сохранился фотографический, значительно более позднего времени, парный портрет Аделе и Константинаса. Их облики полностью совпадают с приведенными словесными портретами – с поправкой на возраст, разумеется.
«Ее движения и походка и с возрастом остались живыми, энергичными. Особенно вспоминается ее добрый взгляд и ласковая, словно бы утешающая улыбка, в которой порой искрилось веселое лукавство», – добавляет Ядвига Чюрлёните, характеризуя мать.
Как отнеслись к возможной женитьбе сына родители Константинаса, неизвестно.
Аделе привела жениха в дом Оперманов – знакомить. Едва ли он произвел на них негативное впечатление. Но, понятно, Оперманам не хотелось лишиться воспитательницы (читайте – служанки), каких днем с огнем во всей Литве не найдешь. «Аделе собралась замуж – за кого? За какого-то органиста?!»
Графиня стала в самых нелестных словах рисовать девушке ее будущую жизнь. Все пустое! Для влюбленного сердечка разве сыщется уздечка?!
Константинас Чюрлёнис и Аделе Радманайте обвенчались в Лишкяве.
Во время венчания жених не удержался, попросил органиста уступить ему ненадолго место за пультом (рабочее место органиста) и исполнил марш из оперы Беллини «Норма».
Случилось это в 1873 году.
Глава первая. «Как некогда, когда я был еще ребенком…» (1875–1889 годы). Ораны – Друскеники
Молодые поселились в маленьком городке Ораны, что на юге Литвы. Именно там 22 сентября 1875 года[7] у супругов Чюрлёнис родился первенец – герой нашего повествования.
Ораны – таково до 1917 года официальное (польское) название современной Варены – упоминаются впервые в 1413 году. После открытия в 1862 году железной дороги Санкт-Петербург – Варшава появилось поселение Варена-2 с железнодорожной станцией, а прежняя Варена (в пяти километрах от железной дороги) стала называться Старая Варена (Senoji Varena