С чего он взял, что я боюсь жить? Нисколько не боюсь. Да черт, я такого навидалась, о какой боязни речь вообще?

Ничего подобного…

Боюсь жить. Как это? Как вообще можно бояться жить?

С досадой замечаю, что допустила ошибку в записях, переделываю.

А все из-за Иваныча! Тоже мне, провидец-сваха!

После привозят тяжелого старика с инсультом, и я забываю про слова Иваныча до самого вечера.

И вообще… забываю.

Потому что они – не про меня совершенно.

— Ань, подвезти?

Дима, уже сменившийся и переодевшийся, ждет возле двери, поигрывая ключами от новой иномарочки.

Так. Значит, все эти взгляды утром на планерке и потом в течение дня были неспроста…

— Нет, спасибо, — вежливо отказываюсь, натягивая капюшон на обесцвеченную макушку.

Дима смотрит на меня с неудовольствием.

— И чего ты все время, как пацан-недоросток одеваешься? Красивая же баба…

— Спасибо, — сдержанно благодарю его, сажусь, чтоб переобуться.

— Ань… — голос Димы меняется, становится бархатным таким, плавным… Знакомо, очень знакомо. Не так давно слышала, как он Марину из терапии именно таким нежным игривым баритоном уговаривал прогуляться… До ординаторской в ночную смену, ага. — Ну чего ты шарахаешься от меня?

— С чего ты взял? — удивленно поднимаю на него взгляд, реально удивленно, потому что не замечала за собой «шарахания». Исключительно деловые отношения!

— Ань… — он поднимает меня за локти, перехватывает за талию.

Да черт!

Торопливо выпутываюсь из его рук.

— Дим, ты чего? Медсестры в больнице закончились, что ли? По второму кругу пошел?

— Ань, ты сейчас меня обижаешь… Зачем? Может, я искренне к тебе…

— Искренне. Конечно, искренне. Верю, Дим. Верю.

Аккуратно обхожу его и бегу в сторону автобусной остановки.

У меня завтра и послезавтра – выходные. Отосплюсь! Буду весь день спать и ни о чем не думать!

Когда меня утром следующего дня будит телефонная вибрация, которую я по недоумию забыла вырубить, то сначала даже не понимаю, что это за «ж-ж-ж», и чем бы его прибить…

А потом еще с полминуты тупо пялюсь на незнакомый номер, прикидывая, отрубить его или все же послушать?

Нажимаю на зеленую трубку в итоге.

— Анна?

— Да…

— Вы Ивана Пересветова знаете?

— Кого?..

4. Глава 4

— Кража, сопротивление полиции, нанесение мелких телесных… — монотонно перечисляет толстый равнодушный участковый, не глядя на меня даже.

Ну правильно, чего ему глядеть?

Уже все, что требовалось, увидел и впечатление свое составил. Судя по поведению и тону, которым он зачитывает протокол, не особо я ему понравилась.

— Какие еще мелкие телесные? — выразительно осматриваю три подбородка и толстые пальцы-сосиски. — Не вижу ничего.

— Укусил меня ваш племянник, — сухо отвечает участковый, — вцепился, как щенок…

Морщусь непроизвольно, вздыхаю. В голову лезут вполне справедливые мысли о том, что все это – не мое дело.

И Ванька-встанька, в миру носящий очень серьезное и грозное даже имя Иван Пересветов, мне вообще никто.

Совершенно чужой ребенок.

И потому непонятно, какого, собственно, черта, я, вместо того, чтоб десятый сон видеть, стою здесь и выслушиваю этого унылого, обиженного жизнью мужика.

Зачем мне это все?

Но вот стою. Слушаю. Киваю. И даже прикидываю мысленно, каким образом можно будет договориться, чтоб Ваньке все сошло с рук.

Нет, воровать – это плохо, согласна. Полицейского обзывать собакой и кусать до крови – тоже ничего хорошего… Но на это явно есть свои причины.

Мне Ванька не показался отмороженным придурком, способным на безрассудные поступки… К тому же… Я ему деньги дала…

— А что он украл? — перебиваю я унылое перечисление статей, по которым можно определить девятилетнего ребенка в колонию.