– Доча, ты ругаешься?

Но через горькую обиду я уже чувствовала свою власть и всемогущество:

– Ругаюсь? Нет! Это я еще только начала. Это я только разминаюсь, ясно?! И только слово мне поперек скажи!

Он пытался, конечно, оправдаться, что-то лепетал, но я сказала ему, что он симулянт и врун!

А он:

– Юля, я запутался.

И вот это «запутался» опять вывело меня из себя:

– Хочешь я тебе, папа, судно принесу?! Я сейчас принесу!

Пошла, вернулась с металлической уткой в руке, которую я после него мыла бессчетное количество раз. А он не на шутку испугался:

– Положи судно.

– Не. Оно меня успокаивает.

Папочка с прытью начал ползти по кровати к стене:

– Не маши им передо мной!

– Уже не нужно судно, да?

Тут папа даже взвизгнул:

– Положи судно немедленно!

Ну положила я судно. На тумбочку. Прямо перед его носом грохнула.

– Пропала нужда, я смотрю! Три года! Три! Как рабыня Изаура! Как у тебя совести-то хватило притворяться?! Так вот куда халва по ночам пропадала!

Папочка пытался оправдываться:

– Тот обморок год назад был правдой.

Железное судно снова оказалось в моей руке. Подумала, двину ему от души, по-родственному. Суд меня оправдает. Удержалась только потому, что отец заорал на весь дом:

– Положи немедленно судно! Люди! Помогите! Меня сейчас будут убивать! Спасите!!!

В итоге я его не убила. Хотя желание было сильное. Но я гуманист. Сдержала себя. Провела над собой стремительную мощную работу.

Сели за стол переговоров. Разделили обязанности. Чудесно исцеленный даже согласился сам себя мыть. А я получила свободу. Отмена крепостного права и всё такое.

Своими руками вышвырнула судно на помойку. Потом тщательно пересмотрела свой скудный гардероб. Кое-что еще можно было надеть. Я была готова к новому собеседованию. В самом широком смысле этого слова.

Жизнь словно открылась передо мной, как тяжелые ворота старого замка.

Дурацкий образ. Но смысл, надеюсь, понятен.

Воры-грабители отдыхали, лежа на кровати. Миша полежал, заложив руки за голову, немного подумал о том, какой он ловкий и какой он молодец, и потянулся к Ире. Заскрипела кровать.

– Не трогай меня! – сказала Ира строго.

– Хорошо-хорошо, – Миша вернулся в прежнюю позицию.

Ира подняла и показала Мише голую ногу.

– Видишь, как опухла?

Тот снова потянул к ней руки:

– Все равно нога красивая.

– Я знаю, – Ира убрала ногу. – Не сворачивай с темы. Нельзя было больше попросить?

– Ты же знаешь Пранкера. Ноут, говорит, юзаный.

– А ты что ему сказал?

– Я говорю, нормальный, не старый, сам посмотри.

– Ничего ты такого не сказал. Не трогай мою ногу! Взял копейки и ушел.

Миша поджал губы. Он и сам понимал, что сдал компьютер задешево.

– Да еще надергаем.

– Как я надергаю? – спросила Ира. – Как? Еле хожу.

– Я сам пойду.

Ира замотала головой:

– Одного не отпущу!

– Будешь за мной на такси ездить?

– Как-нибудь найду способ, – сказала Ира. – Буду осуществлять общий контроль, ясно?

– Конечно, – ответил Миша и полез к ней с упорством бывшего спортсмена.

– У меня нога, – сказала Ира.

– Я знаю, – ответил Миша.

Заскрипела, застонала кровать.

Чтобы попасть на следующее собеседование, мне нужно было пройти собеседование и только после этого получить драгоценный адрес. И, как ни странно, эту наводку дал мне отец. Действительно, не знаешь, где найдешь.

Я пришла в дом напротив Красной площади. Входя, оглянулась на зубчатые стены и успела удивиться, как они могли хоть от чего-то защитить?

Поздоровалась с охранником. Кажется, от этого он стал еще злее:

– Документы.

– Я на собеседование.

– Ваши документы!

Разглядывая мой паспорт, охранник приказал:

– Бахилы надевайте.

Я послушно надела бахилы. Предчувствие было нехорошим.