Джеймс робко кивнул, и уже через пять минут оба они шагали по направлению к Сен-Жермен.

На Париж медленно опускалась ночь. Снег едва-едва прекратился, но неизменная сырость проникала под одежду и вонзала в кожу свои жадные когти. Художники почти бежали, спеша разделаться с этой условностью просмотра жилья и поскорее разбрестись по домам, а Пол мечтал о чашке горячего чая из рук голубоглазой Синтии. Хозяйка студии уже собиралась отойти ко сну, когда они пришли.

– Вот, мадам Люазо, как и обещал – Джеймс Ретфорд, мой сосед.

Женщина окинула юношу придирчивым взглядом, сдернула с него шарф и попросила расстегнуть пальто.

– Он здоров у тебя? – с сомнением спросила она. – Чего дохлый такой?

– Подросток пока, – пожал плечами Пол. – Тебе сколько?

– Скоро семнадцать, – промямлил Джеймс и снова покраснел.

– Деньги-то у тебя есть? – нахмурилась хозяйка. – И как только родители отпустили…

– Это они меня и отправили сюда – в колледж поступать. Поэтому денег хватит на все! – с жаром начал Джеймс.

– Ладно, довольно. Завтра с утра жду оплату за месяц вперед и милости прошу, а сейчас мне пора на покой, – и она заразительно зевнула.

На улице Пол и Джеймс попрощались, договорившись наутро в десять встретиться у студии с вещами и деньгами. Джеймс поспешил назад к Бобу сушить промокшую обувь, а Пол пошагал к площади, надеясь отыскать дорогу к дому своей новой знакомой, и уже ровно в десять, как и обещал, стоял у ее двери, с досадой осознавая, что ничего не принес к планируемому чаепитию.

За дверью раздались шаги, и на пороге возникла грузная женщина средних лет.

– Миссис Пратчетт? – прищурился Пол, вспоминая фамилию Синтии.

– Вы к Пратчеттам? – пробасила женщина и, приглашая его следовать за ней, тяжелой поступью зашагала по темному коридору.

У покосившейся двери с облупившейся краской она остановилась и со всей мочи заколотила в нее кулаком.

– Синтия! Открывай! К вам пришли!

За стеной послышался шорох и вслед за ним легкие семенящие шаги. Дверь отворилась с жутким леденящим душу скрипом, и Синтия в темном шерстяном платье, подслеповато озираясь, вышла в коридор. Пол шагнул ей навстречу, делая знак провожавшей его женщине, что более не нуждается в ее услугах, и та, равнодушно пожав плечами, промаршировала к себе в комнату чуть дальше по коридору.

Глаза Синтии радостно засверкали, как только она увидела Пола:

– А мы ждали Вас! Проходите скорей. Маман уже полчаса про Вас спрашивает, когда же придете…

– Простите меня, Синтия, я так к вам спешил, что совершенно забыл заскочить в кондитерскую – показывал своему новому соседу квартиру, в которую мы оба завтра переезжаем. У вас здесь есть какая-нибудь булочная по соседству? Завтра же обещаю принести кулек круасанов!

– Ах, ну что Вы, – и краска залила ее юное личико, – не стоит, право же… Впрочем кондитерскую я Вам покажу, а сейчас проходите же скорее.

– Синтия! – из глубины комнаты раздался низкий женский голос. – Кто там? Это мистер Вербер?

– О, да, мамочка, это он! Я же говорила, что он непременно придет! – и Синтия помогла Полу раздеться и повела его в дальний угол к столу, за которым в единственном в этой комнатушке кресле полулежа располагалась еще красивая, но очень худая женщина.

– Это миссис Ли Пратчетт, моя мама, – улыбаясь кивнула Синтия в сторону женщины и подвинула стул для Пола. Пол подошел к миссис Пратчет, едва коснулся губами ее тонкой и бледной руки и присел к столу, на котором уже дымились три чашки ароматного чая.

– Мммм, – пробормотал Пол, прикрывая глаза, – какой аромат!

– Это Син сама придумала добавлять в чай сушеные апельсиновые корочки и засохшие цветочные лепестки… Правда, у нас в доме не так часто бывают цветы, поэтому и чай этот мы бережем исключительно для гостей, – и миссис Пратчетт зарделась от удовольствия.