Но сновидения на этом не кончились, и новый сон был вообще непонятным.

…Он стоял у наковальни. Слева от него синим пламенем жарко горели угли, в которых торчала полоса железа. Вынув светящуюся сине-жёлтым цветом полосу, Анатолий размеренными ударами стал бить по ней небольшой кувалдой. Железо на глазах становилось острым лезвием какого-то предмета.

Даже во сне он чувствовал, как напрягаются мускулы, как течёт между лопаток пот, как волнами бьёт в его тело жара от наковальни и железной полосы. Он получал истинное удовольствие от работы, а железная полоса превращалась в обоюдоострый меч.

Ещё ему было приятно присутствие кого-то второго, которого он не видел, но который был рядом и раздувал меха, отчего огонь в углях вспыхивал ярче. С каким-то странным вздохом язычки синего пламени устремлялись вверх, тут же сжимались до обычного размера, обдавая при этом очередной волной жары. Этот второй, его молчаливое участие в работе вдохновляли Анатолия, и он решительно бил кувалдочкой. Такое чувство он испытывал иногда и наяву, когда делал что-то важное на работе или дома, ощущая спиной чей-то одобрительный взгляд…

Проснулся Анатолий рано. Всё приснившееся, на удивление, помнил досконально и продолжал думать о снах, когда чистил зубы, стоял под душем, затем одевался и варил кофе. Занятый своими мыслями, он не заметил, как жена прошла в ванную комнату и очнулся лишь тогда, когда она вошла в кухню и приветливо с ним поздоровалась. По-видимому, уже простила ему и командировку, и что спал в другой комнате, и его нерешительность в разговорах с начальством. Анатолий с удовольствием остался бы на часик дома, но надо было ехать на вокзал.

– Отвезёшь меня к поезду? – спросил он жену.

– Конечно, милый, – дружелюбно ответила она.

По дороге на вокзал он вкратце рассказал о своих ночных сновидениях.

– Странные сны, – подивилась жена. – Я спрошу у Софьи, что они значат, у неё есть сонник.

На вокзале жена торопливо чмокнула его в щёку и уехала домой. Была нерабочая пасхальная пятница, и за ней должен был заехать двоюродный брат, который повезёт её вместе со своей семьёй во Франкфурт к родственникам.

Анатолий пристроился в конец короткой очереди к кассе-автомату и через несколько минут, сунув в прорезь новенькую банкноту, получил проездной до Мюнхена. Билеты на самолёт в Минск и обратно ему ещё вчера вручила симпатичная секретарша шефа. Он вполне успевал к регистрации в аэропорту, если поезд нигде не задержится.

Поезд пришёл строго по расписанию. Пассажиров было мало, и Анатолий занял место у окна. Состав тронулся. Колёса едва слышно стучали на стыках, и он, задумавшись, смотрел через оконное стекло невидящим взглядом. В голове рождались неспешные мысли, вызывая из глубин памяти ненавязчивые, ничего не значащие картины. Одна за другой они мелькали перед внутренним зрением и бесследно исчезали, вызывая ассоциации. Сознание регистрировало каждую и сопровождало своеобразными комментариями. В уме возникла его чертёжная доска в отделе, и он подумал, что надо бы уже освоить программу и начать чертить планы в компьютере – быстрее и легче исправлять. Затем промелькнул станок, на котором вытачивал им же спроектированные детали, и он вспомнил, что хотел пригласить мастера – что-то не ладилось в шестерёнках и появился посторонний шум. Без всякой связи с предыдущими образами выплыло вдруг приветливое и бесхитростное лицо соседа итальянца, и сознание с досадой отметило, что Анатолий забыл поздравить его с рождением внука. А злополучная грядка на даче, которую, слава Богу, успел вскопать перед отъездом, вызвала приятный запах шашлыка и вкус домашней клубники.