Не давая себе времени на раздумья, я уверенно положила ладонь на талию Дайса, приобнимая его с другой стороны. Он едва уловимо вздрогнул, но не оттолкнул меня, лишь быстро посмотрел, но я не смогла верно истолковать его взгляд – была слишком занята позированием: тяжело широко улыбаться в камеру, когда внутренне трясешься от страха.

Айю щелкнула фотоаппаратом, а затем медленно опустила наладонник, и я увидела ее растерянное лицо с расширенными от потрясения зрачками.

Надеюсь, я не переборщила.

– Что-то не так? – смущенно спросила я.

– Нет, то есть да, в смысле… – Айю отчаянно пыталась нащупать ускользающую от нее мысль, а возможно, искала доступное объяснение для невежественной землянки. Все это время я не отпускала Дайса: прикосновение к нему странным образом успокаивало меня, а тот по какой-то причине не отстранялся от меня. – Объятия на публике – это… не запрещено законом, но… несколько… провокационно.

Я мысленно репетировала этот момент еще в лифте, поэтому охнула вполне натурально и убедительно. Испуганно отскочила от Дайса, в ужасе прижала ладонь ко рту, а затем затараторила извинения, не забывая присоединять к ним не очень низкие поклоны.

Параллельно фиксировала реакцию зрителей: сначала стояла мертвая тишина, затем раздались перешептывания, а чуть позже, после демонстрации моего смущения, послышались одобрительные смешки. Если бы я была рыбкой в аквариуме, то меня бы уже облепили восторженные, расплющенные о стекло мордашки детей, умоляющих родителей завести такую.

Я боялась думать, что все получилось. Я все еще балансировала на грани, но, кажется, уже не сорвусь.

Мы с Дайсом отходили все дальше друг от друга, рассыпаясь во взаимных извинениях и поклонах. При этом он не выглядел ни смущенным, ни польщенным – полнейшее спокойствие. Глыба льда, столкнувшаяся с «Титаником», проявила бы больше эмоций, чем он.

– Прос-ти-те, – по слогам, на очень скверном цинфийском проговорила я.

– Приношу свои извинения госпоже Майе Данишевской, – в свою очередь откликнулся он.

Представление затягивалось, но мы, как хорошие актеры-импровизаторы, делали вид, что так и надо. Наконец Айю пришла в себя, спрятала наладонник и вспомнила о своих обязанностях.

Встав за моей спиной, она обратилась сначала к Дайсу, затем к цинфийцам. Кратко извинилась от моего лица и пояснила, что у землян немного иные представления о приличиях. После чего мы быстро покинули зал в сопровождении охраны. Я уходила не оборачиваясь – спина буквально горела от многочисленных любопытных взглядов.

– Айю, я совершила ошибку? – в лоб спросила я, как только мы оказались в холле.

– Я бы не назвала это ошибкой, – задумчиво протянула та. – Вы не нарушили закон и не проявили неуважения к нашим традициям. Наоборот, осознав свою оплошность, вы очень мило покраснели и быстро извинились. Мой народ любит извинения…

– Ты считаешь, это было?.. – я не закончила фразу, дожидаясь, пока Айю найдет свое определение произошедшему.

– Это было экзальтированно, – подытожила она, и я выдохнула с облегчением. – Ваша смелость определенно понравится молодежи. И вызовет снисхождение у взрослого поколения.

Я расслабилась окончательно. Это был рискованный шаг, но только спонтанными, немного бесшабашными поступками я смогу удержать интерес цинфийцев к своей персоне. Об этом говорил Алекс.

– Но пожалуйста, больше никого не обнимайте! – горячо попросила Айю.

– Не буду, – легко согласилась я.

Повторяться – не в моих правилах. В следующий раз придумаю что-нибудь новенькое.

– Нужно спешить, – взглянув на наладонник, забеспокоилась Айю. – Ваша конференция начнется с минуты на минуту.