Вот и сейчас он появился в самый подходящий момент как раз, когда я совершенно запуталась в стадийности и сметах на проектные работы.

Передо мной на столе лежала куча бумаг – множество стандартных листов писчей бумаги, исписанных разными почерками и напечатанных на принтерах разными шрифтами; бумаги, казалось покрывали всю поверхность, включая компьютерную клавиатуру с затёртыми клавишами, и лишь чёрный прямоугольник выключенного монитора возвышался над этой кучей, словно надгробие.

Поначалу я попробовала сложить листы в каком-то только мне понятном порядке, затем передумала, и теперь пыталась отобрать лишь некоторые, самые нужные, для чего освободила правый угол стола, раскладывая документы веером. Какие из них могут пригодиться, знать не могла, и потому получалось плохо, долго, а время катастрофически поджимало.

Увидев на пороге своего кабинета Аркадия Абрамовича – невзрачного, невысокого, почти иссушенного возрастом старичка в сером неброском костюме, я не смогла сдержать измученный благодарный выдох.

– Ну что ты, Катенька! – забавно всплескивает руками он, кудахча, словно заботливая наседка. – Тут проблем-то, буквально на пальцах одной руки можно пересчитать! И, вполне возможно, не все так плохо, как ты думаешь, – продолжает, сгребая верхнюю пачку договоров, пристально вглядываясь в мелкий шрифт, – хотя, наверно, и не так хорошо…

Я непроизвольно смеюсь.

Спустя недели совместной работы, мы знаем друг о друге больше, и я могу отключить напряжение и расслабиться, чувствуя себя комфортно в его обществе. Здесь, за закрытыми дверьми моего кабинета, у нас с ним живое общение.

– Главная цель недобросовестных строителей: выставить клиенту дешевую смету, – он вчитывался в содержимое, словно бубнил себе под нос, – и, как можно раньше, заключить с ним договор подряда.

Потом как-то странно крякнул, хохотнул, не прекращая просматривать контрольные цифры, и продолжил бубнить сам себе:

– По принципу – «ввяжемся в бой, а там – разберемся».

– А мне что с этим делать?

– Я займусь.

Будто больше не замечая меня, он недолго повозился у стола, и, углубившись в бумаги, сел на мой стул, сразу после того, как я едва успела с него встать. Меня это ни в малейшей степени не смутило, так как я привыкла к его странностям, которые, к моему удивлению, уже не казались мне странностями.

Я же подошла к одинокому окну, и, облокотившись на подоконник, застыла, задумчиво сколупывая потрескавшуюся краску с деревянной рамы…

Погода не прибавляла настроения. Зимний морозный вечер уже стоял над присыпанной снегом столицей, и меня передернуло от холода. Глазами поискала вокруг, что можно было бы накинуть, но со времен предыдущей хозяйки здесь все осталось по-прежнему, обстановка отнюдь не стильная: писчий стол стоял на своём обычном месте, пара неодинаковых неудобных кресла для посетителей, да еще большой книжный шкаф с покосившимися от времени дверцами и вечной пылью на открытых полках.

Несмотря на все мои усилия – ничего не меняется. Стараешься, тужишься, много и усердно работаешь, мало спишь, пашешь, а результат не меняется или становится лишь незначительно лучше. В такие моменты возникает ощущение, что какая-то невидимая сила не даёт расти. Будто бы к ноге привязан якорь. Кажется, что ты ускоряешься, бежишь на всю мощь, а на самом деле лишь роешь ногами землю.

Я тихонько вздохнула…

Возможно, мое упадническое настроение слишком бросалось в глаза, потому что Аркадий Абрамович укоризненно покачал головой и немедленно начал что-то искать в ворохе бумаг, сваленных на столе. Глянцевый журнал, видимо, подмигнул ему своей обложкой и тот, плюхнул его рядом.