– Это точно, – соглашаюсь я. – У нас в мастерской от этого очереди.

– Так ты что, тоже в системе автосервиса? Не слыхал, есть, говорят, в столице такой феномен – Гнусавый? Парень – золотые руки, машины лучше новых становятся. Переманить бы его. Я б ему отвалил…

– Сколько? – спросил я.

Федор Савельевич не задумываясь назвал сумму, впятеро превышающую ту, что я имел.

– Я ему передам.

– Что, серьезно? – подпрыгнул на кровати сосед. – Слушай, если он будет торговаться, я добавлю, честное слово. Он, говорят, так с красками работает! Сейчас сам знаешь, как к царапине на приличной машине хозяева относятся. Царапина – удар по престижу, и краска не в масть – удар. А у него, говорят, всегда в масть. Я парню условия создам – только работай! Как думаешь, согласится?

– Согласится, – заверил я.

Заверил потому, что вспомнил свою мастерскую, своего шефа. Он там сделал комнату для утех, где было все. Баб водил табунами, тер им спины под душем, а мне негде было толком руки помыть. «Тебе на женщин не тратиться, а на водку хватит», – говорил в дни получки. Я вообще-то догадывался, что это я его кормлю, что это не к нему, а ко мне выстраивается очередь, но что мне было делать? Я не умею качать права. Тем более что на водку действительно хватало, больших денег мне никто не предлагал, а женщины мне были не нужны. Страх у меня перед женщинами. Я заметил, как быстро отводят взгляды те, кто видит меня впервые. Это – от брезгливости к моему уродству. И я гнал от себя даже сны о красавицах. Потому что во снах они кричали, завидев меня…

Сняли бинты, я начал ходить. Первым делом, естественно, к большому зеркалу, в ванную. Сине-желтые пятна, кровоподтеки, неровные швы – вот главные приметы лица, но оно мне все равно нравится. Это лицо человека, а не гориллы.

Вышел из палаты. Просторный коридор с пальмами, мягкими кожаными диванами, в фойе – ковры, телевизор. Всего на моем втором этаже – восемь палат, двенадцать больных. Первый этаж – спортзал, бильярдная, бассейн, библиотека. Вокруг нашего двухэтажного особняка – высокий забор, по ту сторону его лес, по эту – клумбы, аллеи, крошечное озерцо с японскими карасями, беседки, увитые плющом. В одной из них, что рядом с озерцом, сидит в спортивном костюме женщина, на плечи спадает волна длинных рыжих волос. Бросает рыбкам крошки хлеба, те ловят их у самой поверхности воды. Я старательно опускаю голову, хочу как можно быстрее пройти мимо.

– Вы новичок?

Делать нечего, приходится останавливаться.

– Дурацкий вопрос, да? Просто хочется с кем-то поговорить. Здесь все полковники да полковники, а мне бы с гусаром поамурничать.

– И среди гусаров есть полковники, – говорю я, но прекрасно понимаю, что имеет в виду рыжеволосая. Клиенты Ильи Сергеевича, не считая меня, пенсионного возраста, самый молодой – Федор Савельевич.

– Да? Но вы ведь понимаете, о чем я… – Следует пауза, я совершенно не знаю, как ее прервать, и молчание нарушает женщина. – Боже, такое лицо – и так попортили!

Испарина мгновенно покрывает лоб. Опять страх. Что она хочет этим сказать?

– Извините, ну вот такая я бестактная. Хоть и знаю, что шрамы украшают мужчину… И вижу это… Не курите?

– Курю, но… – ответил я и пожал плечами.

– Знаю. Вы попали сюда прямо с места аварии, вы студент, родственников в Москве нет. – Она протянула пачку сигарет. – Берите, берите, только гусары денег не берут. За любовь. – Звонкий молодой смех. – Вас зовут Костя, да?

Я кивнул.

– Бедненький. Вам так трудно разговаривать, а я пристаю со своими расспросами! Вы молчите. Присаживайтесь рядышком и молчите. Я за двоих говорить буду. Я, как и всякая женщина, очень болтлива. Меня Вика зовут. Я здесь сжигаю жиры. Понимаете? Гонять меня некому, вот и растолстела. Но в развалюхи-то рано записываться. Вот и решила похудеть, покрасиветь, начать новую жизнь. Мне не поздно начинать новую жизнь? С романами, вином, с безумным блеском глаз, а? Молчите, Костя, молчите, это я сама у себя спрашиваю.