Разорвав бумагу, мальчик осторожно откусил край плитки и стал жевать. Плитка оказалась прессованным листовым чаем.

«Когда, если не сейчас», – подумал следователь. Ничего из ряда вон выходящего, такого, что требовало бы непременного пребывания на рабочем месте, не было. Не воспользоваться подходящим случаем было бы непростительной ошибкой и, войдя в кабинет, следователь первым делом направился к столу. Достав ручку и чистый лист бумаги, он сел писать заявление на отпуск, как вдруг телефон разорвал тишину кабинета громким и, как показалось следователю, тревожным звонком.

«Кажется, съездил в отпуск», – пронеслось в его голове и, отложив ручку, Махоркин взял трубку телефона. «Чуйка» не подвела его и в этот раз…

В советские годы небольшая деревушка Егорьево – была тихим небогатым местечком Подмосковья. Люди здесь жили простые, доброжелательные и трудолюбивые. Выстроившиеся в ряд неказистые домишки свидетельствовали о не избалованности их хозяев материальным достатком. Зато принцип социальной справедливости был на лицо, всё указывало на абсолютное равенство жителей посёлка.

С тех давних пор ничего здесь не изменилось. Лишь одно строение нарушало это единообразие – добротный, деревянный, в три этажа особняк семейства Сафроновых. Огромный по местным меркам дом стоял поодаль от остальных и, как будто устыдившись своей помпезности, прятался среди высоких сосен. Все в деревне называли его не иначе как терем. К нему прилегал участок, на котором хозяева выстроили большую теплицу. Зимой дом пустовал. Жизнь в нём начиналась с приходом весны.

Хозяйка терема – Вера Павловна, жена художника Ивана Константиновича Сафронова была дамой властной и не очень приятной в общении. Даже остатки былой красоты не делали её привлекательной в глазах обитателей посёлка. Разница в уровне достатка и того положения в обществе, которое занимала семья известного художника, словно пропасть отделяла её от прочего люда. Но Веру Павловну это обстоятельство не волновало. Общаться с местными жителями она считала ниже своего достоинства. Сосредоточив всё своё внимание на проблемах собственной семьи, она совсем не интересовалась жизнью тех, кто находился за пределами её угодий.

Весна в этом году выдалась ранняя. Привычная для этого времени года грязь была повсюду, и местные обитатели посёлка, вырядившись в ватники и резиновые сапоги, месили её ногами, как знатная кухарка месит руками тесто.

Пробивая себе путь, ручейки растаявшего снега неслись куда-то стремительным потоком, словно полноводные реки в миниатюре. Смекалистая деревенская ребятня, наскоро смастерив из пенопласта некое подобие корабликов, устроила на одной из таких речушек настоящую регату. Группа мальчишек, приблизительно одного возраста, с гиканьем суетилась вокруг ручейка. Подталкиваемые палками кораблики то сбивались в кучу, то переворачивались набок, что раззадоривало ребят ещё сильнее.

Серёжкин кораблик мчался вперёд, набирая скорость, как вдруг предательски застрял, зацепившись за лежащую поперёк ручейка ветку.

– Тьфу ты! – в сердцах воскликнул Серёга и потянулся за корабликом.

– Эй, пионеры! – раздался позади знакомый голос тётки Веры. – А ну-ка, помогите мне донести сумки до дому.

Увлечённым игрой мальчишкам не хотелось бросать своё занятие. К тому же, если честно сказать, эту тётку Веру они недолюбливали. Делая вид, что не слышат, они стали быстро спускаться по круче и только замешкавшийся Серёжка, насупившись, теребил в руках свой самодельный кораблик.

– Бросай эту ерунду, поможешь донести сумки, подарю тебе настоящую лодку с моторчиком, от сына осталась, – заговорщицки произнесла тётка.