– Бросай оружие!

Прозвучали два выстрела. Не из дробовика. Револьверные. Но кто нажал на спусковой крючок? Пол Армс или парень в клетчатой куртке?

Еще один выстрел. Вопль.

Но кто ранен? Армс или один из грабителей?

Брендан хотел посмотреть, но боялся высунуться.

Отец Вайкезик договорился с местным капитаном полиции, и Брендан в течение пяти дней ездил с Уинтоном и Полом как наблюдатель, в обычном костюме, галстуке и пальто, выдавая себя за светского консультанта. Церковь якобы наняла его для изучения потребности в программе помощи нуждающимся – легенда, которая вроде бы устроила всех. Участок Уинтона и Пола находился на окраине города, ограниченный Фостер-авеню на севере, высотками на Лейк-Шор-драйв на востоке, Ирвинг-Парк-роуд на юге, Норт-Эшланд-авеню на западе. Это был самый бедный и криминальный район Чикаго, где жили чернокожие и индейцы, но в основном – аппалачи и латиноамериканцы. Проведя пять дней с Уинтоном и Полом, Брендан проникся симпатией к ним обоим и сочувствием ко всем честным душам, которые жили и работали в этих разваливающихся домах и на грязных улицах, становясь жертвами стай шакалов в человеческом обличье. Он научился ожидать чего угодно, когда ехал с этими парнями, но пока стрельба в сэндвич-баре была худшим из всего, что случилось на его глазах.

Еще один выстрел из дробовика. Машина сотряслась.

Лежа в позе зародыша, Брендан пытался молиться, но никакие слова не лезли в голову. Бог все еще оставался потерянным для него, и Брендан изнывал от страха, будучи ужасно одинок.

Снаружи донесся крик Пола Армса:

– Сдавайся!

– Пошел ты! – ответил стрелок.

Когда Брендан явился к отцу Вайкезику после недельной работы в больнице Святого Иосифа, тот отправил его в другую больницу. Брендана прикрепили к палате умирающих: жуткое место, и ни одного ребенка. Как и в больнице Святого Иосифа, Брендан быстро понял, какой урок хотел преподать ему Стефан Вайкезик. Для большинства из тех, кто был в конце жизни, смерть была не страшна, а желанна, благословением, за которое они благодарили Бога, а не проклинали Его. И, умирая, многие из тех, кто никогда не был верующим, становились верующими, а те, кто утратил веру, вновь обретали ее. Часто в страданиях, сопровождавших уход человека из этого мира, было что-то благородное и глубоко трогательное, как будто каждый из них на какое-то время разделял мистическое бремя Креста. Брендан выучил урок, но так и не смог вернуть себе веру. Теперь сумасшедшее биение сердца разбивало в прах слова молитвы, прежде чем он успевал их произнести, а его рот был совершенно сухим.

Снаружи доносились крики, но он больше не различал слов – то ли кричали неразборчиво, то ли стрельба частично оглушила его.

Он пока не до конца понимал, какой урок надеялся преподать отец Вайкезик, посылая его на чикагские окраины в процессе своей необычной терапии. И теперь, вслушиваясь в хаос снаружи, он знал, что урока, каким бы ни был его характер, недостаточно, что бог не сделается для него таким же реальным, как и пули. Смерть была кровавой, вонючей, грязной реальностью, и перед ее лицом обещание загробной награды выглядело неубедительно.

Снова раздался выстрел дробовика, за ним последовали грохот полицейского пистолета, крики и топанье бегущих ног. Похоже, там разворачивалась настоящая война. Еще один выстрел полицейских. Новые брызги осколков. Еще один вопль, ужаснее того, что разорвал воздух в прошлый раз. Но вот еще один выстрел. И тишина. Полная, глубокая тишина.

Распахнулась водительская дверца.

Брендан вскрикнул от удивления и испуга.

– Лежите! – сказал Пол Армс с переднего сиденья, тоже стараясь не высовываться. – Двое убитых, но внутри могут быть и другие говнюки.