– А ну быстро домой! Отец твой как раз там сейчас. И скажи ему чтобы людей моих возвернул! – строго, но без злости гаркнул он.

Сына мельника как ветром сдуло. А вместе с этим все внимание снова переключилось на меня.

– А ты зубы нам не заговаривай. На вопросы отвечай по порядку. Кто такой? – на этот раз спрашивал уже сам старший.

– Да путник, просто. Зовут Максим, путь держу в Солнечную Заставу. Решил остановиться в Заречной, отдохнуть. Ну а по пути встретил Провара, которого волки на дерево загнали, – прости Провар, не сдержал обещания не говорить про дерево. Но думаю, его отец итак все выпытает быстро.

– И ты, значит, решил помочь? – с подозрением продолжил допрос бородач.

– Ну а вы бы мимо прошли?

– Я нет, но многие – да. Ну да ладно, рассказ твой проверить несложно. Куда больше волнует, чем ты волков убил.

– Одного – этим, – медленно достав из-под полы плаща я показал свой тесак. – Второго кинжалом.

После демонстрации оружия, ополченцы напряглись и крепче стиснули свои копья. А их главный, глядя на кинжал задумчиво почесал бороду.

– А вы добрый человек, случаем не благородного происхождения будете? – осторожно поинтересовался он.

– Да нет, обычного, – врать я не стал, так как последствия ложных ответов могли быть много печальнее.

– Ну тогда оружие сдать нужно. В деревне его носить позволено только ополчению или дружине князя. Кинжал можешь оставить.

– Хорошо, – спорить смысла не было, да и пока никакой угрозы я не чувствовал. – А куда сдавать?

– Мне сейчас и сдашь, а заберешь в казарме, как надумаешь отбыть. Меня спросишь. Зовут меня Митар.

Я протянул свой трофейный тесак, на котором местами еще оставались не до конца счищенные разводы засохшей волчьей крови. От чего и без того пугающее своей формой оружие приобрело какой-то уж совсем зловещий вид. Мне вдруг подумалось, что моя репутация в Заречной, которую я планировал поднять благодаря спасению мальчика, как-то начала формироваться не в совсем правильном свете. Особенно с учетом того, что за нашим разговором продолжали наблюдать зеваки, которые разнесут новости в пресловутом деревенском стиле – бессовестно привирая и многократно приукрашивая.

– Скажи, Митар, раз ты Провора отослал, то как скорняка то вашего найти? И куда потом за наградой идти?

– Тулар покажет, – он кивнул на до этого молчавшего копейщика справа. Сам же Митар разглядывал полученный от меня то ли меч, то ли очень длинный мясницкий тесак, взвешивая его в руках.

На том мы и расстались. А уже через четверть часа мой проводник тарабанил в дверь кожевенных дел мастера, что расположился на окраине деревни, недалеко от реки. Вернее, жил-то он в деревне, а вот мастерская была вынесена подальше, так как доносящиеся от нее ароматы вряд ли оставили бы равнодушными остальных жителей деревни. Тут, как я понял, занимались выделкой шкур, а сам хозяин был еще и мастером по коже. С кожевенником мы говорили недолго, торга особого тоже не вышло. Шкуры он назвал порченными, и за ту, что была на волке, заколотом кинжалом, я получил 60 медных монет. А второго и вовсе он оценил всего в 25, все сетуя на то, что тут словно мясник работал. Да и еще не преминул забрать себе по 5 монет с каждой шкуры за свежевание.

Забрав монеты, я налегке и в сопровождении молчаливого Тулара отправился к дому старосты. Монеты, кстати, были разного достоинства, и отличались весом в зависимости от номинала, который указывался на одной из сторон. На другой стороне на всех монетах была одинаковая чеканка – хищная птица, пикирующая вниз, а по кругу вязь из букв. Птица напоминала сокола или сапсана, а всмотревшись в буквы я смог прочитать надпись «в буре рожденная доблесть». Колоритно, ничего не скажешь. И вес монет в руке пробуждал какие-то скрытые, но приятные чувства, которые не ощутишь, просто глядя на цифры своего банковского счета. Словно ожившая память предков делала меня счастливее от обладания этими металлическими кругляшами.