Потемкин – это выдающаяся защита русского народа от увода в татарское и турецкое рабство.

Потемкина упрекают, что он замахивался «на куски, которые не мог проглотить», то есть планировал больше, чем у России было ресурсов. Да, было такое, ну и что? Ведь за то, что он все же сделал, хватило бы отлить памятники сотням человек.

Вот Австрия смалодушничала, предала и вышла из войны, отдав туркам все, что успела завоевать с помощью России. Европа со всей силы давит на Екатерину, чтобы и Екатерина отдала туркам все завоеванное, включая Крым. Женщина на троне паникует. Но с юга доносится требовательный мужской голос Потемкина: «Булгакову в Варшаве говорить должно одним со мною языком. Ваши же пословицы, что надлежит двери быть или запертой или отворенной, ни да ни нет, не годятся никогда, ибо они предполагают робость, что видя враждующие нам еще смелее пакостить будут… Первое. Я Европы не знаю: Франция с ума сошла, Австрия трусит, а прочие нам враждуют. Завоевания зависят от нас, пока мы не отреклись… И что это, не сметь распоряжаться завоеваниями тогда, когда другие сулят наши владения: Лифляндию, Киев и Крым! Я Вам говорю дерзновенно и как должно обязанному Вам всем, что теперь следует действовать смело в политике. Иначе не усядутся враги наши, и мы не выберемся из грязи».

Потемкин вооруженной рукой защищал Новороссию, Потемкин же и строил Новороссию с невиданными по тем временам темпами. Через четыре года после закладки город Екатеринославль уже отличался «благолепием», Херсон ощетинился прекрасной крепостью и кипел работами на верфях, строя корабли Черноморского флота. Приглашались колонисты со всей Европы, запрещено было выдавать с Новороссии беглых крепостных, и через 20–30 верст в Новороссии уже зарождались села. Строились фабрики, сажались леса, закладывались виноградники, и заводилось шелководство. Потом было подсчитано, что в среднем Потемкин ежедневно писал свыше 20 деловых писем и приказов. А ведь надо было эти письма и приказы обдумать, принять по всем вопросам решения и потом обдумать, как эти решения внедрить в жизнь. Сибарит, говорите, был? Очень мало у России было таких сибаритов.

Узнав о смерти Потемкина, Екатерина потеряла сознание, а потом написала: «Снова страшный удар разразился над моей головой. …Князь Потемкин Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. …Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца. Цели его всегда были направлены к великому. …Одним словом, он был государственный человек: умел дать хороший совет, умел его и выполнить. …По моему мнению, Князь Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать…»

Ну, ладно, – скажут мне. – Екатерина его любила, а что толку было подчиненным от его суеты?

Начнем с тех подчиненных, до которых обычно никому нет дела, скажем, не было до них дела тому же фельдмаршалу Румянцеву. Ведь только Потемкин одел русскую армию так, чтобы было удобно воевать, именно он убедил императрицу не слушать поклонников прусской школы среди русского генералитета: «В России же, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством тогдашнего времяни, а наши, не зная прямой цены вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, в ружейных приемах и прочее. Занимая себя таковой дрянью, и до сего еще времяни не знают хорошо самых важных вещей, как-то: маршированья, разных построениев и оборотов, а что касается до исправности ружья, тут полирование и лощение предпочтено доброте, а стрелять почти не умеют. Словом, одежда войск наших и амуниция таковы, что придумать еще нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в тридцать лет уже почти узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих. Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением. Платье должно служить солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно плод роскоши, требует много времени и иждивения и слуг, чего у солдата быть не может».