Двойные двери разошлись в стороны, пропуская во дворик Картера Бёрка. На миг Рипли увидела в нем мужчину, а не просто функционера Компании. Возможно, это можно было считать признаком возвращения к норме. Правда, ее влечение несколько нивелировал тот факт, что на момент обреченного рейса «Ностромо» до рождения Бёрка оставалось еще два десятилетия. Хотя это не должно было иметь значения. Физически они были примерно одного возраста.

С лица Бёрка не сходила приветливая улыбка.

– Извини. Все утро ношусь, как белка в колесе, только-только вырвался.

Рипли никогда не любила пустых разговоров, а теперь жизнь более чем когда-либо казалась ей слишком ценной, чтобы спускать минуты на бессмысленную болтовню. Почему люди не могут просто сказать, что им нужно, вместо того, чтобы по пять минут плясать вокруг да около?

– Они еще не нашли мою дочь?

Бёрк замялся:

– Ну, я хотел подождать с этим до завершения дознания.

– Я ждала пятьдесят семь лет. У меня закончилось терпение. Подыграй мне.

Бёрк кивнул, положил на скамейку кейс, откинул крышку и начал рыться внутри. Спустя минуту он достал несколько листов тонкого пластика.

– Она?..

Бёрк начал читать:

– Аманда Рипли-Макларен. Полагаю, это фамилия мужа. Шестьдесят шесть лет… на момент смерти. Это случилось два года назад. Здесь полное жизнеописание. Ничего особенного или примечательного. Обычная приятная жизнь, как у большинства людей. Мне очень жаль, – он передал Рипли листы и посмотрел ей в глаза. – Приношу свои соболезнования.

Рипли рассматривала голографическое изображение, встроенное в один из листов. Полная бледная женщина на седьмом десятке могла сойти за чью угодно тетушку. В лице не было ничего узнаваемого, никакого сходства, которое бросалось бы в глаза. Рипли никак не могла соотнести эту пожилую женщину с воспоминанием о маленькой девочке, которую оставила.

– Эми, – прошептала она.

Пока Рипли, не отрываясь, смотрела на голограмму, Бёрк, в руках у которого оставалось еще несколько листков, молча читал.

– Рак. Хм. Люди так и не смогли одолеть все его разновидности. Тело кремировали. Прах погребен в хранилище Вестлейк, Литл Шут, Висконсин. Детей не было.

Рипли смотрела за плечо Бёрка, на проекцию леса, но видела не его, а незримый пейзаж прошлого.

– Я обещала, что вернусь домой к ее дню рождения. К одиннадцатилетию. Эту дату я точно пропустила, – она снова посмотрела на голограмму. – Что ж, к тому времени она уже научилась ни на грамм не верить моим обещаниям. По крайней мере, тем, которые зависели от расписания полетов.

Бёрк кивнул, пытаясь придать лицу сочувствующее выражение. Это давалось ему нелегко даже при нормальных обстоятельствах, не говоря уже об этом утре. По крайней мере, ему хватило такта промолчать вместо того, чтобы пробормотать какую-нибудь вежливую бессмыслицу.

– Знаешь, всегда кажется, что сумеешь как-то загладить вину, – Рипли сделала глубокий вздох. – Но теперь у меня этого не получится. Никогда.

И тогда, с большим запозданием, она заплакала. Опоздав на пятьдесят семь лет. Рипли сидела на скамейке и тихо всхлипывала. Слово «одиночество» только что обрело новую грань.

Наконец Бёрк успокаивающе похлопал ее по плечу. Такое проявление эмоций причиняло ему неловкость, и он изо всех сил старался этого не показать.

– Слушания начнутся в девять тридцать. Тебе не стоит опаздывать. Это создаст дурное впечатление.

Рипли кивнула и встала.

– Джонс. Джонси, иди сюда.

Кот с мяуканьем подошел к ней и позволил взять себя на руки. Рипли неловко вытерла глаза.

– Мне нужно переодеться. Это быстро.

Она потерлась носом о кошачью спину. Джонс перенес этот возмутительный поступок без единого звука.