– И тем не менее, – настаивал Колум. – Если вам так больше нравится, примите это в виде свадебного дара, но я хочу, чтобы это осталось у вас.

Заметив кивок Джейми, я с неохотой приняла шкатулку и открыла. Внутри оказались чрезвычайно красивые четки черного янтаря, причем каждая бусина была покрыта сложной резьбой, а распятие инкрустировано серебром.

– Очень красиво! – вполне искренне сказала я.

Действительно, четки были очаровательны, но я совершенно не понимала, зачем они мне. Формально я была католичкой, но поскольку росла у дяди Лэма, совершенного агностика, довольно смутно знала, для чего они нужны и в чем их смысл. Однако я горячо поблагодарила Колума и передала четки Джейми, чтобы тот сложил их в спорран.

Я исполнила перед лэрдом реверанс, довольная, что освоила это искусство и теперь не боюсь упасть носом в пол. Колум было открыл рот, чтобы любезно проститься, но не успел: ему помешал неожиданный шум за моей спиной. Я обернулась, но не увидела ничего, кроме спин и голов: все сорвались с мест и собрались вокруг источника суматохи. Колум не без труда обошел стол и нетерпеливым жестом приказал всем разойтись. Гости уважительно расступились, и мне открылся толстый живот: Артур Дункан лежал на полу, и его конечности конвульсивно дергались, отталкивая самозваных помощников. Через волнующуюся толпу протиснулась Гейлис, села на пол возле мужа и тщетно попыталась уложить его голову себе на колени. Припадочный упирался каблуками в пол, спина его выгнулась дугой, он странно сдавленно булькал.

Похоже, Гейлис водила своими зелеными глазами по толпе в поисках кого-то. Решив, что она может искать лишь меня, я решила пойти по пути наименьшего сопротивления и, юркнув под стол и пройдя под ним на четвереньках, вылезла с другой стороны.

Добравшись до Гейлис, я взяла руками лицо Артура и попробовала разжать челюсти. Издаваемые им звуки навели меня на подозрение, что он, возможно, подавился куском мяса, который находится у него в дыхательном горле.

Однако челюсти были судорожно сжаты, губы посинели и на них выступила пена, что не подтверждала картину удушья. Однако же Артур задыхался: грудь вздымалась с трудом, мучительно трепеща в борьбе за воздух.

– Скорее положите его на бок, – попросила я.

На помощь протянулось много рук одновременно, и тучное тело быстро повернули ко мне спиной, туго обтянутой черной тканью костюма. Ребром ладони я стала постукивать между лопаток, еще и еще раз, с тупым и глухим звуком. Широкая спина вздрагивала от ударов, но не наблюдалось никаких признаков, что горло освобождается от застрявшего в нем куска.

Схватив за толстое плечо, я вновь повернула тело. Гейлис низко склонилась над застывшим лицом: она звала мужа по имени и растирала ему горло. Глаза Артура закатились, и каблуки перестали выбивать по полу дробь.

Руки, сведенные агонией, неожиданно упали в стороны, причем одна из них попала прямо по лицу слишком пригнувшегося зрителя.

Бульканье прекратилось, полное тело вяло распростерлось на каменном полу, как мешок, полный ячменного зерна. Я торопливо пыталась найти пульс на запястье, мельком увидев, что Гейлис занята тем же, но на шее: приподняв круглый выбритый подбородок, она изо всех сил прижимала пальцы под челюстью, там, где проходит сонная артерия.

Однако поиски были тщетны. Сердце Артура Дункана, долгие годы с трудом перегонявшее требуемое его дородному телу количество крови, перестало биться.

Я использовала все доступные мне реанимационные приемы: поднимала и опускала руки, делала непрямой массаж сердца, даже дышала «рот в рот» (довольно неприятное действие из-за скверного запаха и вкуса), но безуспешно: Артур Дункан умер.