– Извини, – тут же примирительно поднял руку он. – Не хотел обидеть. Просто самому обидно стало. Я тут без тебя из кожи вон лезу, пытаясь хоть как-то на плаву институт удержать, а ты сразу хаять, да еще такими эпитетами … Ну не смог удержать на должной высоте… не всем же дано, подобно тебе, в тонкостях научных изысканий с первого взгляда разбираться… Чем ругать, лучше подскажи, что изменить и как. Я же не против совсем и готов следовать твоим советам.

– О, вот это другой разговор, – напряженность исчезла из её позы, и она вальяжно откинулась на спинку кресла. – Подобный тон меня устраивает. Будешь придерживаться его и дальше – сработаемся.

– Я очень на это надеюсь. И вообще, ты же знаешь, Мила, что я тебя всегда любил, да и сейчас тоже люблю…

– Про любовь не надо, – раздраженно повела она рукой. – Я твою любовь беременную очень хорошо сегодня разглядела, чтобы на подобные слова снова повестись. Так что давай без них.

– Мила, ну я же думал, что ты мертва… Если бы я знал, что все обстоит именно таким образом, ну разве бы я посмел…

– Именно «посмел»… – её глаза зло блеснули. – Ты абсолютно точно подобрал слово, выражающее суть наших отношений: ты не смел мне изменять… не смел, потому что боялся потерять мою любовь и как следствие, мое расположение и свое положение… Ты знал, что измены я не потерплю и лишь поэтому не изменял. Не любил ты меня никогда, Шон, не любил… Это я любила и была ослеплена этим, а ты приспосабливался, играл и терпел. Ты не подумай, я не осуждаю. Больше десяти лет разницы достаточно объективная причина не испытывать любви к партнеру, а лишь изображать ее. А сейчас у тебя в этом нужда отпала. И все встало на свои места. Так что не надо больше о любви. Меня жизнь от тебя отвела, ты тоже свой выбор сделал, и давай на этом успокоимся, и не будем путать чувства с деловым общением.

– Мила, у тебя сложилось абсолютно неправильное впечатление обо мне и моих чувствах.

– Все! Неправильное, так неправильное. Оно мое и пересматривать его не собираюсь, и разговаривать на эту тему больше не хочу. Считай это моей блажью и непреложным требованием. Еще раз заведешь разговор об этом – пожалеешь. Лучше радуйся тому, что свободен от любых моих притязаний и наслаждайся независимостью.

– Я не рад этому.

– Это твои проблемы. Меня они не касаются. Тема закрыта.

– Ты не изменилась. Такая же жесткая и безапелляционная.

– Это комплимент или претензия?

– Это констатация, – тяжело вздохнул он, потом, чуть-чуть помолчав, спросил: – Я могу хотя бы попытаться доказать тебе, что ты ошибаешься? Ведь ты же ученый. Ученый обязан хотя бы выслушать мнение оппонентов и только после этого подводить окончательные итоги.

– Я не люблю демагогий.

– А если это будут факты? Ты поверишь фактам?

– Сейчас факты не на твоей стороне. Так что не надо.

– А если у меня появятся другие?

– Вот появятся, тогда и поговорим.

– Ловлю на слове. Факты ты обещала выслушать.

В это время ожил селектор и голосом Вики доложил:

– К Вам начальник отдела кадров, господин директор.

– Пусть заходит, – нажав кнопку, ответил тот и сел в кресло.

После подписания договора, директор поручил начальнику отдела кадров подготовить для неё к вечеру квартиру на территории института, после чего пошел лично проводить обратно в отдел.

Увидев их, Крис Гарнери, сидевший в коридоре блока и видимо напряженно ожидающий, чем закончиться их беседа, поспешно вскочив, ринулся навстречу:

– Ч-ч-что В-вы решили, г-г-господин директор? М-м-мила может остаться н-на должности?

– Нет, – безапелляционным тоном отрезал тот.

– В-вы н-н-неправы! Она… она пре-прекрасный специалист! Я ручаюсь за нее! Е-е-если Вы её уволите, я… я… – он начал нервно хватать ртом воздух. – Я… я тоже… меня тоже…