С первого взгляда архитектурой город нисколько не отличался от европейского, расположенного где-нибудь в Испании или в Португалии – такие же приземистые католические соборы громоздились тут и там, фонтаны в причудливых каменных чашах со скульптурными изваяниями грифонов и прочих мифических тварей манили прохладой к себе, попадались скульптуры каких-то деятелей в доспехах испанских конкистадоров, стены строений кругом раскрашены графити в яркие цвета и фасады зачастую красочно расписаны портретами знаменитостей или природными пейзажами. Почему-то на фоне всей этой пестрятины особо запечатлелись в памяти заборы, смачно испещрённые красиво оформленными надписями и графикой в стиле уличной субкультурной эстетики. И, пожалуй, что обоняние сразу же, ещё при выходе из аэровокзала, вычленило во всём букете нахлынувших миазмов непривычный запах чего-то сладко-замшелого. Хотя и был этот запах тревожен и непривычен, но он мне безумно нравился. Только спустя некоторое время я осознал, что так благоухает надежда, покончившая с устоявшимся прошлым и призывающая к неизведанным горизонтам.

С таксистом я расплатился по счётчику, немного надбавив ему чаевых, когда тот припарковал автомобиль с краю тротуара на уютной тенистой улочке. Чилиец так выразительно взглянул на меня, что я без всяких объяснений догадался о прибытии к месту назначения. Мне оставалось только, прихватив свой нехитрый скарб, уместившийся в одной спортивной сумке, да перебросив пальто через руку, покинуть транспортное средство…

Русская церковь расположилась в одном из респектабельных центральных районов Сантьяго – на авениде Голландия. Но в будние дни храм был закрыт для посетителей. За высокой кованной металлической оградой виднелся довольно просторный чистенький дворик с ухоженной пышной растительностью и дорожками, мощёнными ажурной каменной плиткой. Эффектно на этом фоне смотрелись несколько русских берёзок, необычно сочетающих свой северный колорит с местной флорой. Сама русская церковь на фоне чилийских монументальных внушительных и солидных католических соборов – выглядела совсем игрушечной. Но от её известковой побелки, ортодоксальных крестов на резных деревянных маковках миниатюрных куполов веяло близким и родным, а также, невыразимым умиротворением и покоем. Это меня несколько вдохновило, я почувствовал вдруг как внутри мгновенно спало напряжение туго накрученной пружины. В глуби двора за зданием церквушки располагались небольшие бытовые постройки из серого кирпича. К ним вела отдельная дорожка, начинающаяся от проделанной с другой стороны ограды калитки. К этой калитке я и направился, ибо на парадных воротах висел на цепи внушительного вида замок.

Калитка была заперта, но сбоку от неё висел шнурок с табличкой «TIMBRE» и другой конец шнурка был прикреплён к небольшому медному колокольчику, висящему над ближайшим окном жилого здания. С душевным трепетом я нерешительно подёргал за шнурок. В глуби двора раздалось жалобное дзеньканье и я стал терпеливо ждать, нервозно выплывая из затапливающих меня тёплых чувств.

Появилась крашеная блондинка, тощая и заспанная, с толстым флегматичным и тоже заспанным годовалым малышом на руках.

– Кэ кьере устэ? – равнодушно спросила блондинка из-за калитки.

– Я русский. Вы говорите, должно быть, по-русски?

– Естественно. Так что вы хотите? – повторила крашеная свой вопрос на родном языке.

– Я только что приехал из России и мне хотелось бы встретиться со священником. Вы можете помочь мне в этом?

– Батюшка будет здесь только в воскресенье и по окончании службы он примет вас. Приходите через три дня.