Вспышка желания, смешанного со страхом, охватила меня, и я закрыла глаза. А когда решилась их открыть, то увидела, что лицо Демида уже приняло отчуждённое и властное выражение.
— Хватит, Лёля! — сурово рявкнул он мне в лицо. — Кончай валять дурака!

Я упрямо тряхнула головой, заколка слетела, освобождая волосы от тугого пучка, и они рассыпались по моим плечам.
— Нет! Не хватит! — Голос дрогнул от внезапно подступивших слёз. Переживания последних месяцев снова давали о себе знать. — Демид... Я... Прости...

— Ну, всё, всё, — тихо сказал он. — Всё в порядке, Оля. Я всё понимаю.

— Ты не понимаешь. Ты просто ничего не понимаешь.

– Тебе надо выплакаться, — мягко предложил он и осторожно потянул меня на себя. — Если ты будешь и дальше держать всё в себе, то просто сойдёшь с ума.

Разве я могла сказать, что отчасти реву из-за него? Нет, не могла. И не скажу.

Уткнувшись в широкую, твёрдую грудь Барсова, я разрыдалась, как маленькая девочка.

9. 9. Ольга

Я плакала до тех пор, пока не выплакала всю свою боль, всю обиду и стыд. Постепенно мои рыдания стихли. Мужчина вытащил из кармана большой, тщательно отутюженный платок и молча протянул его мне. У меня так сильно тряслись руки, что я не смогла даже взять его.

— Я сам…

Нежно касаясь платком моих влажных щек, Барсов насухо вытер их. Это было так интимно, так мило, что душа выворачивалась наизнанку. Я почувствовала себя в совершенно дурацком положении: меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Демид видел мои слёзы. Раньше я всегда стыдилась плакать при нём, даже в детстве. Потому что он никогда не верил моим слезам, считая мои страдания чистой воды показухой. И вдруг сегодня устроила настоящую истерику.

Демид убрал платок, решив, что на этом довольно слёз, и я с облегчением вздохнула. Теперь мне стало так стыдно, что я не осмеливалась на него даже взглянуть. Зачем я извинилась? Зачем разревелась? Зачем набросилась на него, как умалишённая?

Чёрт!

– Тебе лучше? — поинтересовался он.

— Да, спасибо. Я, наверное, испортила тебе рубашку...

— Ерунда. — Он равнодушно пожал плечами.

— Давай я попрошу Нину её почистить?

— Не терпится меня раздеть?

– Что?

– Ради бога, уймись! — Он странно усмехнулся. — Прекрати говорить так, будто мы с тобой познакомились пять минут назад. Скажу откровенно: я предпочёл бы, чтобы ты орала и кидалась на меня с кулаками, а не вот так манерничала, как бездушная тупая сука, которую якобы волнует какая-то там рубашка.

— У меня, должно быть, тот ещё видок? — смущённо пробормотала я.

Голубые глаза оценивающе пробежали по моему лицу и остановились на губах.

— Да, — раздражённо отозвался он. — Пиздец полный! У тебя все лицо в красных пятнах. Я просто ненавижу, когда ты делаешь это! В детстве, в те минуты, когда ты ревела, чтобы привлечь к себе внимание, я смотреть на тебя не мог. Зрелище не для слабонервных!

Он передёрнул плечами для убедительности.

— Ну спасибо тебе, Демидушка! — угрюмо бросила я. — Если мне понадобится поддержка, ты будешь последним человеком, к которому я приду!

— Я это без тебя знаю, глупышка. Так что же с тобой происходит, Оля? — требовательно спросил Дэвид. — Тебе же положено изображать убитую горем вдову, а не соблазнительную красотку с плаката! Ты что, не можешь и секунды прожить, если не убеждена, что выгладишь на все сто?

Я в изумлении уставилась на Барсова. Неужели он сделал мне пусть и сомнительный, но все же комплимент? Больше всего меня поразил тон Демида.

— Ты считаешь меня красивой?

Он недовольно скривил губы и закатил глаза.

— Извини, — усталым голосом произнёс он, откидываясь на спинку дивана. — Я больше не играю в эти игры.