– Почему? – Она еще ближе наклонилась к нему, задев его плечом.

– Потому что я в лесу живу, – хрипло сказал Алексей. – Потому что я дикий человек, нецивилизованный. Серый и неграмотный. Небритый и нестриженый. И таким желаю предстать.

Оксана тихонько засмеялась, совсем так же, как смеялась, когда слушала Жванецкого. Алексей положил руку ей на плечи, слегка притянул к себе и, наклонившись, близко заглянул в лицо. Почувствовав, как она вдруг вся сжалась, быстро чмокнул в нос и отпустил. Оксана вздохнула, опять коротко засмеялась и с интересом спросила:

– Ты все мои косточки съел?

– Что? – удивился он. – Какие косточки? А-а… абрикосовые. Нет, не все. Половину тебе оставил. Я щедрый.

Она опять вздохнула и сказала теплым голосом:

– Знаешь, мне кажется, я тебя тыщу лет знаю.

– Это ты такая старая? – ужаснулся Алексей, утопая в новой волне горячей радости.

– Не считая того, что я такая мудрая, – гордо сказала Оксана. – По-моему, вот-вот светать начнет. Или мне так кажется? – Она вдруг ахнула, резко наклонилась вперед и свалилась на землю. Не успел Алексей испугаться, как она засмеялась, завозилась под гамаком и встала. – Буксир, скотина бестолковая… Чуть до смерти не напугал. Тапку мою нашел, принес и на ногу мне надеть хотел. Не на ту!

– Действительно, бестолочь, – согласился Алексей. – Я бы обязательно на ту ногу надел. Я умный.

– Ты правда умный, – подтвердила Оксана. – Даже удивительно, откуда у Марка такой… – Она вдруг замолчала, вздохнула и сказала скучным голосом: – Я же просплю все царствие небесное. Мне завтра постирать нужно, книги библиотечные собрать, починить кое-что… И еще в этот китайский кабак неизвестно в чем идти. Ужас какой-то… Пойдем спать, да?

– Пойдем.

Алексей поднялся, взял ее за руку и повел в дом, хотя никакой необходимости в его руководящей деятельности не было – уже и правда светало. Не считая того, что Оксана, судя по всему, могла бы найти дорогу и сама, даже в полной темноте.

На внутренней закрытой веранде они остановились, улыбнулись друг другу и разомкнули руки.

– Спокойной ночи, – сказал Алексей, не двигаясь с места.

– Где ночь? Какая ночь? Не вижу никакой ночи, – сказала Оксана, тоже не двигаясь с места.

– Виноват. Исправлюсь, – покаялся Алексей. – Спокойного утра.

– То-то… – Оксана потерла кулаками припухшие от слез глаза и сладко зевнула. – И впредь чтобы не повторялось. Спокойного утра.

Они опять улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны: он – в отведенный ему гостевой закуток на застекленной веранде, она – в свою крошечную темную комнатку, пропахшую абрикосовыми косточками.

Марк говорил, что абрикосовые косточки пахнут синильной кислотой. В первый раз при мысли о том, что она нарушает очередной запрет Марка, Оксана не ощутила чувства вины или страха, ставших уже привычными за последние месяцы. Она вообще ничего не ощутила, если не считать легкого раздражения и внезапной необъяснимой жалости к этому взрослому, серьезному, надежному, красивому, богатому, преуспевающему… – что там еще? – человеку. Ее жениху. А она – его невеста. Свадьба почти через месяц. В душе шевельнулось знакомое чувство паники, но тут же она вспомнила, что Леший будет здесь еще целых две недели, и мгновенно уснула.

Оксана проснулась в таком радостном настроении, в каком она просыпалась много-много лет назад, когда все у нее было хорошо, когда ее любили папа и мама, когда она была их светом в окне, когда каждый новый день начинался с ожидания праздника. Она полежала в темноте, соображая, с чего бы ей было так весело, и тут же вспомнила прошлую ночь и свою истерику при свидетелях. Ну, при одном свидетеле, но все равно… Фу ты, стыд какой! Сколько лет даже в подушку не ревела, а тут – нате вам, в чужую манишку. Точнее – плечо. Да еще не чье-нибудь плечо, а плечо Лешего. Как она теперь ему в глаза смотреть будет?