Я выпила все шампанское. Нервы мои были настолько напряжены, что даже выпитое шампанское не опьянило меня – я была трезва, как стекло. Съев кусок роскошного торта, я не почувствовала его вкус – мне казалось, что я жую бумагу. Жесткая, безвкусная бумага пачкала мои губы кремом, хрустела на зубах.

Я съела персик, ставший своеобразным яблоком раздора. Меня чуть не стошнило от приторной вязкости. Все, что бы я ни делала, все было не так, и мне хотелось плакать.

Тогда я принялась искусственно выводить себя из этого дурацкого ступора, но стало только хуже. Мне вдруг стало так страшно, что я выскочила из-за стола, заходила по комнате, трогала руками различные вещи, открывала и закрывать окно – все это я делала, чтобы монотонными физическими движениями избавиться от этого страха. Но ничего не получалось.

Непонимание происшедшего убивало меня. Так прошло два часа. Потом дверь открылась, и на пороге появился Вирг Сафин так, словно ничего не произошло. Его волосы растрепались от быстрой ходьбы и так сексуально рассыпались по плечам, что у меня снова свело дыхание. Его глаза горели, но уже нормальным, веселым огнем. Он улыбался доброй и открытой улыбкой, выглядел бодрым и свежим. Он был так красив, что сердце мое сжалось в болезненный спазм и отказалось перекачивать кровь.

– Привет, – сказал Вирг Сафин, – Заждалась? Были срочные дела. Извини.

И все это с такой очаровательной и добродушной улыбкой, что растаял бы и ледник на Северном полюсе!

– Надеюсь, ты не скучала? Попробовала торт? Мне сказали, что он очень вкусный. Жаль, уже нет времени мне самому попробовать! Пойдем быстренько, я хочу кое-что тебе показать.

С этими словами Вирг Сафин подошел ко мне, приобнял за плечи, легонько чмокнув в щечку, а затем повел в свою спальню.

Впрочем, я даже не представляла, куда мы идем. Мы прошли по коридору, дошли почти в самый его конец и остановились у двери слева, возле огромного полукруглого окна. Оно выходило на сосны, которые росли позади дома. Сверху, с фонаря, на них падал ослепительно желтый свет.

Отблески этого яркого уличного света моментально заплясали на волосах Сафина, его щеках, делая его похожим на сказочного тролля. Доброго или злого – мне так и не удалось понять.

– Это моя спальня. Идем, – сказал Вирг Сафин.

Мое сердце замерло, а затем с грохотом упало куда-то вниз. Пропустив меня в дверях, Сафин захлопнул дверь.

Не знаю, чего я ожидала, но спальня показалась мне по-спартански убогой и аскетичной. В ней не было ни роскошной мебели, ни шелковых обоев, расписанных вручную, ни хрустальных люстр. Широкая кровать, накрытая белым шерстяным покрывалом (похожая на одинарную). Кубические светильники из металла. Напротив кровати на всю стену – плазменная панель. Раскрытый, но выключенный ноутбук, почему-то валяющийся на бежевом ковре. Шкаф из светлого дерева. Закрытая дверь в ванную. Несколько книжных полок с книгами и какими-то папками. И множество фотографий, развешанных на стенах. Я сразу поняла, что это его фотографии.

В рамках и без, прямоугольные, квадратные и овальные, здесь, в комнате, они были самым главным и затмевали абсолютно все. Я вдруг поняла, почему в комнате почти нет мебели. На фоне этих фотографий обесценивалась и терялась любая мебель. Исчезала из зрения, буквально превращаясь в ничто.

Мне все стало понятным, как только я уставилась на фотографии, раскрыв шире глаза. Мой взгляд бегло просматривал все изображения, перескакивая с одного на другое, пока не сфокусировался в одной точке. И я вдруг я все поняла – именно эта точка и была самым главным смыслом не только в комнате, но, возможно, и во всем, что есть в этом доме, и во всей жизни Вирга Сафина.