– Торт и пирожные, кстати, тоже из итальянской кондитерской. А розы для доказательства того, что из всех роз самая красивая – ты!

На это и сказать было нечего. И я ничего не сказала.

– Знаешь, что сегодня за день, и что мы будем праздновать? – сказал Сафин, усаживая меня за стол в удобное полукруглое кресло, – завтра мой день рождения. Я хочу встретить его утро с тобой, а отпраздновать неофициально хочу сейчас.

– Но праздновать заранее плохая примета! – брякнула я, но Сафин не рассердился, а улыбнулся.

– Это все дурацкие забобоны. Их придумывают сами люди, чтобы усложнить себе жизнь.

– Разве ты не будешь праздновать с близкими?

– Моя самая близкая – ты. На самом деле у меня будет и официальный статусный день рождения в крутом ночном клубе, где пресса, телевидение, крутые гости. Все это через неделю, наверное. А мой тайный, интимный день рождения будет сейчас.

– Но я не знала и не взяла с собой подарок.

– Не страшно. Успеешь вручить. Мой самый главный подарок – ты.

– Я спросила о твоих родителях или родственниках. О твоих родных.

– У меня никого нет, – и добавил, перехватив мой взгляд, – мои родители умерли давно, а в семье я был единственным ребенком.

– Извини. Я не хотела, – смутилась я.

– Ничего. Знаешь, ты единственный человек в мире, которому я об этом сказал. Обычно я не рассказываю такие подробности.

– Кто же тебя воспитывал? Или они умерли, когда ты был уже взрослым?

– Жизнь, – Сафин нахмурился, я поняла, что переборщила с вопросами и испугалась, что все испортила. Он поймал мой взгляд и добавил, чтобы я успокоилась, – они умерли, когда я был уже взрослым. Мне был 21 год. Мои родители погибли в автомобильной катастрофе. Они были в машине вдвоем.

– Извини…

– Не будем больше об этом. Давай праздновать.

В воздух взлетела пробка от шампанского, и я засмеялась. Не отпив ни глотка, я уже была пьяной от этого невероятного дня. Сафин присоединился к моему смеху, как вдруг я заметила одну вещь: он выглядел очень счастливым и смеялся вместе со мной, но глаза его не смеялись.

Пузырьки от шампанского казались мне разноцветными. Для меня в тот самый момент они были настоящими молекулами счастья. Какая разница, что выражали его глаза? Возможно, моя ошибка как раз и заключалась в том, что я присматривалась к нему слишком внимательно? Может, в этом как раз и заключается корень общих бед. Не стоит тщательно присматриваться к другим. Чем меньше внимания – тем лучше. И уж точно намного больше оценят.

Поэтому, не засоряя мозг лишними мыслями, я залпом выпила терпкое, обжигающее, пряно-сладкое, золотистое вино и увидела то, ради чего сюда шла: по лицу Сафина вдруг разлилась одуряюще счастливая улыбка.

– Ты любишь шампанское? – сказал Сафин.

– Очень. Но в моей жизни его было мало.

– Почему?

– Потому что шампанское – это праздник, а праздников совсем мало. Бывает, мы принимаем что-то за праздник. На самом же деле выходит совсем не так.

– Ты – мой праздник, – сказал Сафин, – мне никогда еще не было так легко ни с кем. Даже шампанское рядом с тобой становится другим. Вкус – иначе.

– Лучше или хуже?

– Не знаю. По крайней мере, вкус другой. А я готов жизнь за это отдать. За то, чтобы найти что-то другое, не такое, как все. В обычном найти нечто, что станет выглядеть совершенно иначе.

– Мне кажется, ты уже нашел.

– Ты имеешь в виду мою славу? Нет, все это дело случая. Ну и, конечно, я помог себе сам. Я, конечно же, хотел славы. Но в том, что она есть, заслуга не только моя. На самом деле я увлекался фотографиями очень давно. Снимал почти с детства. Помнишь, были такие советские допотопные черно-белые фотоаппараты и тяжелые, как оглобля? Это был мой первый. Только мои первые фотографии никому не нравились. Ну правда – никому. Их даже рвали и выбрасывали. А меня дразнили и били. Вот тогда я понял: нужно стать не таким, как все. Мои фотографии должны быть совершенно другими. На самом деле существует очень много миров.