– Как нога-то? Не ноет? Не пульсирует?

– Конечно, ноет, – чуть хмыкнув, кивнул Эйден, медленно водя рукой над масляным фонарем. – Но я ныть не буду, – добавил он легко улыбнувшись, чтобы не показаться грубым.

– Пытаешься острить – значит всё в порядке.

Лоран отставил маленький раскладной табурет и удобнее устроился на холщовых мешках. Судя по тому, как они промялись под весом мужчины – там были какие-то тряпки.

– Здорово помог сегодня, благодарствую. Поработали будь здоров, а ведь я надеялся малость передохнуть перед отправкой к Кумруну, – он чуть привстал на своем лежбище опираясь на локоть, громко хлюпая, глотнул из деревянной полукруглой чаши и продолжил. – Эко вас посекли. Тебе-то ещё, можно сказать, свезло.

– И не говори, – продолжая греть руку над фонарем, Эйден так наклонил предплечье, что кривой рубец, перехваченный бледными следами стежков, отбрасывал причудливые тени на пологе палатки. – Я вообще везучий. За последние полгода уж в третий раз счастья привалило. А про «посекли»… – он на секунду задумался. Тень, медленно изменяющая очертания с наклоном руки, напоминала то далекие горы, то беспорядочные волны. – Так нимийцев, наверняка, ещё больше полегло.

– Да, я слышал. Что-то около двух сотен.

Они коротко переглянулись. То, что ни один не верил в гуляющую по лагерю байку – не имело абсолютно никакого значения.

– А что там, – Лоран чашей указал на извилистый шрам на руке юноши, – в предыдущие два раза-то?

– Это пикой, когда нас из-под Элрина теснили, – розоватый, рваный след, протянувшийся наискось через предплечье почти на десять дюймов, напомнил как узкий хищный наконечник вспорол кожу и мясо, змеей скользнув вдоль древка его собственного копья. – Есть ещё рёбра… Срослись чуть коряво. Это я под копыта угодил. Коновал наш, лагерный, тогда тоже говорил, что я везучий.

– Хм… Чего ещё тот коновал наговорил?

– Ну, показывал там, по мелочи. Как что перевязывать, сшить или очистить, если ты об этом.

– Об этом, – уверенно кивнул Лоран. – Не знаю, с чего умного человека коновалом кличешь, но кто ж вас разберёт, деревенских. А ты ведь даже не уразумел поди – какую услугу тебе тот мужик оказал, часть опыта своего в твою башку лысую вбив.

Лысеющий медик самодовольно ухмыльнулся, громко прихлебывая самогон, будто боясь обжечься. В его снисходительном, чуть насмешливом взгляде можно было заметить невысказанный вопрос. Эйден же выглядел немного смущённым и явно заинтересованным. То есть именно так, как нужно.

– Вишь, в чём дело-то, – начал Лоран доверительным тоном, – мы ведь с тобой похожи. И не только лысыми макушками. Я ведь не так давно тоже в строю шагал да-а-а… И в некотором роде – тоже везучий, – он картинным жестом задрал серую рубаху демонстрируя след давнего колотого ранения на дряблом животе. Эйден, как положено, понимающе закивал. – Кой-как, своим умом и не без помощи хороших людей, выучился медицине. Хотя раньше-то, как и ты небось – слова такого не знал. И не просто так выучился, да-а-а… Пока своя шкура зарастала, всякого успел навидаться. Оно ведь как, на поле боя-то, только начало видишь, только как рубануть, ткнуть и вспороть прикидываешь. А тут, не в смысле прям здесь, а вообще – в неглубоком тылу-то, есть время всё под другим углом рассмотреть. Прочувствовать боль чужую, надышаться настоящей смертью, той, что в грязной ране до поры растёт…

Хирург некоторое время молчал. Потом кинул на юношу внимательный, оценивающий взгляд и плеснул ещё самогона в объёмные чаши.

– А я ведь тот ещё рубака, – продолжал он чуть изменившимся голосом. – Гонял врага по всему Хертсему, чуть не до Фор-дрима, ещё когда ты… Не, ну уже народиться-то успел, но ещё под себя не со страху, а по незнанию ходил. Ах-хха… – смех Лорана напоминал кашель больной собаки. – Помню, как- то раз, ближе к гномьей границе…