Плачущий, вот так ты караешь тех, кто отказывается от твоего света и не соглашается принять удел смирения? Неужели теперь моя жизнь превратится в ежеминутное ожидание смерти?

— Матильда, - голос Эвина возвращает меня в реальность, где я пока еще жива, красиво одета и не гремлю арестантскими цепями, - вас что-то тревожит?

— Нет, Ваше Величество! – быстро отвечаю я, прикрывая панику лучезарной улыбкой. – Просто… Все эти знаки внимания девице в моем положении… Я немного растеряна.

Это вполне убедительная отговорка, тем более, что интерес короля в самом деле кажется странным. Когда я прибыла в замок, от меня все шарахались, словно от чумы, словно одного звука моего имени было достаточно, чтобы запятнать любую кристально чистую репутацию. А потом Его Величество начал проявлять ко мне интерес… и жизнь изменилась?

По крайней мере сегодня я совершенно точно не изгой.

Если не сказать больше, но за подобные тщеславные мысли Плачущий точно не одарит меня своей милостью.

Король собственной рукой разливает вино, предлагает мне кубок - и я беру его с благодарным кивком. В горле и правда пересохло.

— Знаете, что я понял за годы правления, милая Матильда? – Его голос звучит уверенно и немного насмешливо. – Каждый человек имеет право на второй шанс.

— Даже дочь человека, который желал свергнуть вас с трона?

Наверное, говорить об этом настолько открыто – не самая лучшая идея для начала романтического ужина, но я все равно не могу отыграть назад. 

К моему удивлению, Эвин согласно кивает.

— Матильда, могу я быть честен с вами? – Его Величество немного подается вперед. – В достаточной мере, чтобы быть уверенным, что уже завтра мои слова, предназначенные вам одной, станут главной сплетней Артании.

— Ваше Величество может говорить ровно то, что посчитает нужным. 

Мне кажется, этого достаточно. Благородной леди, даже если она дочь предателя короны, не пристало распинаться, доказывая свою искренность. К тому же, на моей памяти именно отъявленные лгуны громче всех клялись в своей честности.

Король откидывается на спинку скамейки, берет креманку и, как ни в чем не бывало, смакует мороженное.

— Я желаю получить в жены не просто смазливое личико, Матильда, - говорит Эвин, облизывая серебряную ложечку, - но и женщину достаточно умную, в некоторой степени хитрую, обязательно умеющую приспосабливаться и выживать. Это важно, Матильда, потому что именно этой женщине я доверю самое дорогое, что у меня будет – наших детей. Я хочу быть уверен, что она сможет защитить их любой ценой. Вы, я полагаю, понимаете значение этого слова.

— Любыми доступными способами, честными или нет, - отвечаю так, как поняла. 

Его Величество одобрительно кивает.

Мне хочется остановить его, сказать, что разговоры о будущем детей несколько… преждевременны, но это же король? От которого, кстати, может зависеть моя жизнь, так что лучше не давать ему повода вспоминать этот разговор в момент, когда он узнает, что одна монашка ловко водила его за нос. И что это монашке, а не леди благородного рождения, он пел дифирамбы и практически в открытую говорил об общих детях.

Чтобы как-то заполнить эту неловкость, беру креманку и кладу в рот ломтик мороженного. 

И это так божественно вкусно, что, несмотря на тяготы этого вечера и зависший над моей шеей топор палача, не могу не издать урчащий довольный звук.

Я ела мороженое только раз, когда мы в прошлом году ездили на ярмарку и у одного пожилого торговца телега раскидала его прилавок. За то, что мы быстро помогли ему собрать товар и не дали мальчишкам растащить засахаренные сладости, он угостил каждую шариком мороженого.