Но наше общение не осталось незамеченным. Хоть я и старалась не оставаться с ним наедине, не заходила в его блок. Мы занимались в комнате самоподготовки, там было тихо, спокойно и место это особой популярностью не пользовалось. Причину встреч не афишировала, чтобы меньше людей узнало о моей смене веры, и вскоре стала слышать противные шепотки в спину. Старалась не обращать внимания, но с каждым днем это было все сложнее. Скандал был неизбежен. И случился он в тот день, когда я впервые встала на намаз.

 Сашка с раннего утра укатила в центр с Никитой, и я была уверенна, что ее не будет до самого вечера. Нервничая, словно перед экзаменом, я решилась на первый настоящий намаз.

 Для молитвы была нужна закрытая одежда, которой у меня пока не имелось, поэтому я взяла обычную чистую простынь и с помощью булавки сделала из нее свой первый хиджаб. Подготовила листки с текстом, взяла чистое полотенце вместо коврика для намаза, совершила омовение и, потея от волнения, начала молиться.

 Руки мелко дрожали, на лбу от волнения выступила испарина, сердце билось как колонка под басы в папиной копейке, но вместе с тем в душе рождалось приятное чувство правильности происходящего. Меня наполнила любовь к Создателю, выступили слезы, накрыли новые эмоции и вдруг я услышала звук поворота ключа в двери и застыла, не в силах пошевелиться…

 Дверь распахнулась и в комнату влетела смеющаяся Сашка, за ней Никита с объемными пакетами. Они увидели меня и замерли. А я наоборот отмерла и опустилась в земной поклон. Молитву прерывать нельзя. Поэтому, совершив суджуд, я поднялась и, склонив голову с горящими щеками, продолжила молиться. А они стояли и смотрели. Не отрываясь. Наконец-то я прочла необходимое число ракаатов (порядок слов и действий, составляющих мусульманскую молитву), дала «салават» (слова, завершающие намаз) и, посмотрела на Сашку. Она молчала. Я тоже. Встала, сняла трясущимися руками простынь и посмотрела на подругу, остро понимая, что уже бывшую. Первой в себя пришла Сашка:

– Я не поняла, это что было?

– Намаз. – больше не видела смысла скрывать я.

– Что? – не поняла Сашка.

– Ийка башкой тронулась окончательно. – пояснил ей Никитос. – Это она молилась, как мусульманка.

– Как кто? – продолжала тупить Сашка, неверяще переводя взгляд с парня на меня.

– Да. Я приняла Ислам. – сказала я и отвернулась. Мне не понравилось выражение брезгливого шока на лице подруги.

– Нафига? – выдохнула она, – Это же… Да бред какой-то! Ты что в секту попала? Это все твои дружки, да? Заставили? Одурачли? Или ты того? – Сашка попятилась к двери, – Тоже хочешь этот, как его… Джихад творить?

– Сань, не мели чушь, – неожиданно вступился Никита. Но обрадовалась я рано, он добавил: – Тут явно все добровольно. Она давно с кавказцами трется, вполне ожидаемый результат. Вот только я бы не хотел, чтобы она и тебя за собой потянула. – после этих слов Никита твердо взял Сашку за руку и вытянул из комнаты, хлопнув дверью.

 А я осталась. И вдруг расплакалась. Меня обокрали! Лишили чувства сладости первой молитвы. Дружеской поддержки. Толики понимания и приятия. Я же никого не трогала! Какое дело людям до веры в моем сердце? Тошнило от надобности оправдания, защиты выбора. Плакала долго и со вкусом. А потом успокоилась. Вот только зря. Тогда я еще не знала, что меня ждет…

 Сашка наплевала на нашу дружбу и дала волю языку. Скоро новость о том, что я сменила религию, или «предала веру предков», разлетелась по всей общаге, а потом и по универу. Я резко стала знаменитой, мегастар, вот только такая популярность меня не радовала. Отношения с подругами окончательно испортились, знакомые тоже начали сторониться. Куда бы я ни пошла – меня верными псами сопровождали шепотки и сплетни.