Торир же взял на себя немалую задачу – уговорить древлянских служителей Перуна подняться над волей князей-старшин. У древлян о таком не слыхано было, однако и приятно, заманчиво. Другое дело, что Мутьяна и отца его, Старого Мала, служители побаивались. Вот и отвечали: ты с Мутьяном сладь, а за нами дело не станет, на княжение нагадаем того, кого посоветуешь. Даже клятву дали посланцу у неугасимого огня перед изваянием Перуном – а это уже серьезно.

В лесную чащу к Мутьяну пришла весть о том, что новгородские ладьи на подходе. Древляне сразу оживились, стали выполнять необходимые перед набегом обряды, готовить оружие, раскрасились по-боевому. В положенный час двинулись к Днепру.

Торир еще загодя присмотрел место, где лучше напасть. Лесистые берега тут узко стягивали течение Днепра, в прибрежных камышах можно было спрятать не один десяток подвижных лодок-долбленок. Торир велел всем занять места, затаиться и ожидать сигнала.

Сам раскрашенный, как древлянин, он склонился к сидевшему рядом Мутьяну.

– Как подам знак, так первым, князь, выступай. Удаль свою покажи. Я же с запасными силами появлюсь, как только нужда в подмоге появится.

И подумалось: может, какая шальная стрела и избавит от неугодного?

Но Мутьян – не доверял, что ли? – только зыркнул сердито из-под надвинутой на лоб волчьей морды.

– Про удаль мою воины и так ведают. А вот ты… Как двинешься, так и я за тобой.

Караван новгородских судов появился, как и ожидали, на закате. Плыли по течению три весельные крутобокие ладьи, на парусах вышито солнце, на высоких носах-штевенях морды оскаленных чудищ вырезаны. Ряды весел слаженно поднимались и уходили в воду. Быстро плыли ладьи, стремясь поскорее миновать неведомые враждебные берега. Охраняли их, как донесли, наемники-варяги. С берегов их узнавали по стати, по шлемам с полумасками, по крепким круглым щитам. Древляне варягов побаивались. Знали их умение в бою, да еще и на водах. Мутьян же своего чужака как залог победы выставлял. Мол, один северянин знает, как иных бить.

Торир, чуть раздвинув камыши, глядел, ожидая, когда первая ладья дойдет до места, где древляне перегородили реку корягами и буреломом. На первой ладье наверняка опытные кормчие, заметят по бурунам помеху под водой, замедлят ход. Вот тогда…

Ему не хотелось этого «вот тогда». Подсознательно желал, чтобы отбились союзники-новгородцы. Однако в глазах древлян, в глазах Мутьяна это будет признанием его, Торира, слабости. Что ж, придется постараться. Как говорит местная пословица – взялся за гуж…

Торир заметил, что на первой ладье главным был осанистый бородатый купец в высокой куньей шапке. Тот прохаживался важно вдоль бортов, что-то наказывал охране. Порой останавливался на корме, где под натянутым сукном лежали тюки с товарами, а порой подходил к мачте, у основания которой располагался небольшой шатер. Вот полог шатра откинулся и появилась девица. Вышла, стала подле купца.

Торир даже глаза протер, словно не веря себе. А она возникла перед ним как видение – высокая, грациозная, длинная черная коса на грудь перекинута, лоб обвивает пестрая тесьма. Купец ее явно вниманием окружает, под руку норовит взять. Она же словно и не глядит на него. Манера держаться все та же, княжеская, голова поднята почти с византийским достоинством.

Когда Торир понял, что перед ним Карина, первым его чувством была неожиданная слепящая радость. Надо же, ведь и не вспоминал почти, а как увидел – душа запела. Но радость смолкла под наплывом страха. Сам ведь обучал древлян, как напасть, как ладью брать, никого не щадя. Вон как зыркают люто, не удержать, не остановить их теперь. И попадись им Карина… Чего, спрашивается, не сиделось ей под тихим кровом знахарки? Теперь же…