Какой-то звук сзади привлек ее внимание. Вроде заскрипели ворота, стукнуло деревом. Карина оглянулась, увидела, как из града выехал верховой. Может, Параксева послала кого добить ее? Всадник переехал мост и теперь скакал в ее сторону легкой рысью. И именно в этот миг что-то изменилось в мире, засиял он золотистым лучом неожиданно проступившего закатного солнца.

Карина глядела на всадника, и глаза ее расширились. Но не от страха. Просто подумалось, что ничего более прекрасного в жизни она еще не видела. Всадник не ехал – летел, плавно покачиваясь в седле. Его необыкновенно прекрасный конь скакал, словно парил, высоко неся на излете хвост. Сиял на руке всадника круглый щит, из-под опушенной мехом шапки разлетались длинные светлые волосы. Легкий, стройный, освещенный закатным солнцем, он показался Карине нереальным, сияющим, как сам Хорос, светлый и грозный.

Всадник приближался. Теперь она различала звон металла, скрип снега, видела пар, идущий от разгоряченного коня. Даже заметила, как волнуется на плечах всадника мех богатого, черно-бурой лисы полушубка. Необычный витязь, молодой, незнакомый. Сейчас он убьет ее…

Но всадник только глянул. Карина различила его яркие синие глаза под темным мехом шапки, сжатые губы на непривычно бритом лице. Он даже не замедлил шага коня. А она, то ли моля, то ли защищаясь, подняла руки, потянулась к нему.

Он проехал мимо. Карина слышала, как звенит, удаляясь, наборная сбруя лошади, как глухо скрипит снег. И поникла. Ветер набросил ей волосы на глаза.

– Боги… Род добрый… Дайте сил.

И вдруг вновь увидела его. Незнакомец возвращался к ней.

Еще когда Торир покидал Новгород, его предупредили о радимичах: новый князь Родим горяч нравом, шумлив, но главную силу все же имеет его мать, княгиня Параксева. И сейчас, глядя на них – сына и мать, – Торир понимал, как это верно.

Князь Родим, еще не оправившийся от хвори, кашляющий, зло ругающийся, был бы как мягкая глина в ладонях Торира. Слушая его речи, довольно улыбался:

– Вот так славно! Конечно же, по рукам!

Другое дело – княгиня-мать. Немолодая, тучная, желтолицая, казавшаяся просто восковой от облегавшего ее щеки желтого шелка, она с подозрением слушала речи пришлого варяга. А ведь он предлагал как раз то, что должно им понравиться, – поддержать воеводу новгородского Олега в походе против Дира и Аскольда Киевских.

– Разве сами не знаете, что Дир шастает по лесам свободных радимичей, как по своим охотничьим угодьям. А Олег, по сути, единственный, кто может варягов киевских присмирить.

– Верно!.. – тут же порывался встать Родим, но словно натыкался на взгляд матери и сникал, заходился кашлем.

У Параксевы взгляд тяжелый, маленькие глазки тускло блестят под набрякшими веками.

– Объясни ты нам, варяг пришлый, отчего это мы, радимичи, должны помогать Олегу? Мы племя свободное, ни с кем ряд не заключаем, но и сами никого не слушаем.

И в который раз Торир пояснял: Дир уже подмял под себя союз северян, и дреговичи из лесных болот ему дань платят, и большая часть вятичей его на полюдье пускают. Это не говоря уже о малых племенах. Дир, князь киевский, живет набегами, дружина у него отменная. Но Дир воюет, а руку его направляет Аскольд, что в Киеве на Горе сидит. Уже не один раз нападали киевские князья на радимичей и еще придут, пока не подчинят. Он же, Торир, предлагает верное дело – оповещать радимичей всякий раз, когда Дир поход против них замыслит. Вот тогда-то им на помощь от Рюрика Новгородского явится его воевода Олег. А уж с Олегом, если радимичи пойдут под его стяги, они кого хошь отобьют, а то и до самого Киева доберутся.