– Si, gracias, – сказал Аркадий Натанович.

– Отлично! – засмеялся Фидель. Даже без всякой ауры, было видно, что команданте в отличном настроении и настроен поговорить. – Ещё немного и мы сможем общаться без переводчика! Но если серьёзно, я действительно люблю Хемингуэя и до сих пор перечитываю время от времени.

– Мы тоже, – сказал Борис Натанович.

– Смелость! – поднял указательный палец Фидель. – Я уже упоминал об этом. Эрнесто был смелым человеком! Почти как Че, не случайно они были тёзками. Он и погиб, как Че, сражаясь. Да, он сражался с демонами внутри себя, но от этого его сражение было не менееважным, чем то, которое вёл Че. Больше скажу. Все настоящие писатели – очень смелые люди. Да, так я думаю. Нужно обладать смелостью… не просто смелостью – отвагой! – чтобы обращаться не только к тем миллионам людей, которые читают тебя сегодня, но и к будущим поколениям, к тем, кто ещё даже не родился!

Он помолчал, сделал глоток вискииз тяжелого низкого стакана, звякнув льдинками, пыхнул сигарой.

Я посмотрел на братьев Стругацких. Они слушали лидера кубинской революции крайне внимательно. Мне показалось, что знаменитые фантасты не ожидали от Фиделя столь интересных и глубоких мыслей по поводу сути писательства. Не то, чтобы они считали Кастро человеком, который не способен разобраться в этих вопросах. Нет. Просто не ожидали. Был заинтересован и Владимир Алексеевич Крат. Возможно, не до такой степени, как Стругацкие (в конце концов, он не был писателем, и я даже не знал, как он относится к Хемингуэю), но всё-таки. Что касается моих охранников Бориса и Антона, то они занимались своими прямыми обязанностями, быстро найдя общий язык с охраной Фиделя и присоединившись к ней.

– Но не только смелость, – продолжал команданте. – Я вам скажу, что ещё я ценю в Хемингуэе, чем он мне близок. Он, как никто, знал и любил Кубу и море, понимал душу простого кубинского рыбака, знал его работу и умел реалистично и честно её описать – это само собой, об этом много говорили и до меня, и ещё скажут, я уверен. Авантюризм! Он бы авантюристом в лучшем смысле этого слова. Рисковым человеком, который не боялся поставить на кон своё здоровье, благополучие и даже саму жизнь ради достижения своих целей. Каких? Да тех же самых, которые ставим перед собой и мы, революционеры. Настоящий писатель видит всю мерзость и несправедливость окружающего его мира и своим творчеством пытается изменить его к лучшему.

– Да, я уверен в этом, – голос Фиделя окреп. Грош цена тому писателю, кто не стремится к этому. Но он знает, что, меняя мир, ты изменишься и сам. Нельзя безнаказанно вглядываться в бездну. Бездна обязательно ответит тем же, и нужно быть очень сильным и храбрым человеком, чтобы выдержать этот взгляд, – он обвел нас своими тёмными живыми глазами, в которых толика печали мешалась с четырьмя толиками решимости, тремя проницательности и двумя вдохновения. – Вот так, товарищи дорогие, вот, что я думаю о писателе Хемингуэе. А теперь давайте, наконец, выпьем и поговорим о наших делах. Я знаю, что вы собираетесь в Пуэрто-Рико и даже слышал краем уха зачем, но хотелось бы узнать подробнее.

Я рассказал, время от времени давая слово Владимиру Алексеевичу, как единственному действующему профессиональному учёному-астроному среди нас, если не считать Бориса Натановича.

Фидель слушалкрайне внимательно.

– Я правильно понимаю, что вы уверены в успехе? – переспросил он, когда я закончил. – То есть, в том, что вам удастся поймать этот сигнал от иной цивилизации?